Занимательная медицина. Развитие российского врачевания

Сам Райт был твердо уверен, что природные силы организма еще быстрее справятся с болезнетворным началом, так сказать, «съедят» его, если им в надлежащем виде приготовить все то, что им положено съесть. А сделать это можно лишь при помощи различного рода вспомогательных веществ, так называемых ферментов. Задача ученых, полагал Райт, заключается в более тщательном подборе как раз этих ферментов.

Проводя свои бесконечные опыты, Флеминг отличался исключительной любознательностью, которая совмещалась в нем с какой-то прямо-таки мужицкой бережливостью. Ему никогда не хотелось расставаться с вещью, которая хранила на себе его труд, которая во что-нибудь ему обошлась. Именно таким и увидел Флеминга один из его сотрудников. Однако это свойство как раз и способствовало тому, что Флеминг смог совершить свое первое серьезное открытие, сильно продвинувшее его по пути к своему величайшему достижению.

Как свидетельствовал упомянутый его сотрудник, оставивший вполне достоверные воспоминания, – однажды, в его присутствии, Флеминг внимательно начал рассматривать чашку Петри, представляющую собою специальный стеклянный сосуд особой конструкции, предназначенный для выращивания микробов в лабораторных условиях. Все микробиологи, заметив нестандартные всходы высеянной ими микрофлоры, обычно тут же выбрасывают все содержимое чашки. Однако Флеминг, оказавшись в подобной ситуации, оставил чашку в термосе, многозначительно при этом заметив: «Тут что-то есть… Особенное».

Внимательного ученого заинтриговало то обстоятельство, что питательный слой, на который были высеяны перед тем микробы, так называемый агар-агар, покрылся вдруг желтоватыми колониями, как и следовало тому быть, однако не сплошь: один угол его оказался подозрительно чистым.

Почему?

«А знаете, – сказал своему собеседнику Флеминг после некоторого раздумья, – как раз в этом углу я посеял слизь из собственного носа. У меня был очень сильный насморк… Значит… Значит… Приходится допустить, что в носовой слизи что-то скрывается, именно оно и не дает развиваться свободно этим микробам! Не так ли?»

Собеседник его только как-то совсем безразлично пожимал плечами…

Опять, дескать, эта крестьянская нечистоплотность!

Этот, совсем неожиданный результат, повлек за собою массу новых экспериментов. Слизь из носа была заменена слезами, слюной, – однако все результаты получались аналогичными! Все выделения, все секреты человеческих желез содержали какое-то загадочное вещество, которое заметно подавляло рост микробов… А то и просто уничтожало всю их колонию. Загадочный, никому не известный прежде препарат, впоследствии выделенный им в чистом виде, уже тогда получил у Флеминга название лизоцим (от древнегреческого слова λγ́σις – растворение, распад).

Впоследствии оказалось, что этот лизоцим, действительно, в обилии содержится в человеческой печени, в почках, легких, а также в некоторых растениях. (Потом выяснилось даже, что именно это вещество, еще в 1909 году, было обнаружено в белке куриного яйца).

Как бы там ни было, но сделанное открытие, пока что даже не подтвержденное выделением его в чистом виде, сильно обнадежило Флеминга. Чутье, причем необыкновенно четко, подсказывало ученому, что он находится на правильном пути, что все живые организмы обладают особыми защитными функциями, что даже знаменитое открытие Мечникова грешит определенными неточностями, непонятно только, какого именно рода.

О наличии лизоцима в природе Мечников, действительно, как-то даже не подозревал, а тот факт, что попадавшие на слизистые оболочки микробы не вызывают болезней, Мечников объяснял простым механическим удалением их при помощи других слизистых выделений из разных органов организма, пусть даже и человеческого.

С другой стороны, Флеминг опирался на высказывания медицинских светил, скажем, того же Мечникова, который, еще в 1909 году, выразил твердое убеждение, что в медицине, когда-нибудь, определенно, настанет возможность воспользоваться межвидовой борьбой в живом мире. Что к этому надо быть готовым всем людям…

Пристальная внимательность к лабораторным исследованиям, в конце концов, дала свои результаты.

Чашки Петри, получившие свое название в честь придумавшего их дотошного микробиолога, составляют такую же принадлежность любой лаборатории, как и оснащение мало-мальски конкурентного магазина. И как ни стараются содержать в образцовой чистоте, как ни содержат их плотно и тщательно закрытыми, а все же на питательной поверхности агар-агара – нет-нет, да и поселяются какие-то непрошеные пришельцы. Для этого, бывает, достаточно лишь случайного дуновения ветра из-за неплотно прикрытой форточки, неосторожного дыхания о чем-то постороннем задумавшегося сотрудника самой лаборатории, плохо подавленного чиха из его носа, – чтобы исключительно чуткий агар-агар с готовностью приютил у себя какие-то неведомые ему прежде микроорганизмы. Чаще всего в тарелки Петри попадает вездесущая плесень, так и ждущая подходящих условий для своего размножения.