Занимательная медицина. Средние века

Результаты подобного опыта вылились в особое явление, которое в научной литературе стали обозначать специальным термином «вариоляция» (от уже приводимого нами латинского слова variola).

Заключалась же эта вариоляция в следующем: содержимое гнойных пузырьков, вздувшихся на кожных покровах переболевших оспой людей, вводилось в организм здоровым человеческим индивидуумам, что вызывало в их организмах довольно легкое заболевание, а тем самым совершался процесс активизации всех их защитных сил. В их телах вырабатывались соответствующие антиначала. Происходило то, что в науке получило впоследствии название иммунизация.

Осуществлялась же эта искусственная вариоляция практически по-разному. Содержимое оспенных пузырьков, будучи высушенным, чаще всего вдувалось в ноздри совершенно здоровым людям. В жидком виде его вводили также непосредственно в кровеносные сосуды, используя ради этого острый кончик иглы. В некоторых краях считалось достаточным поместить под мышку ребенку монетку, щедро смазанную гноем уже переболевшего оспой, а то и только что заболевшего ею.

У других народов предпочитали надеть на здорового человека, чаще всего – на ребенка, одежду умершего от оспы. Она должна была быть лишь щедро испещренной его гнойными выделениями.

В индийской Бенгалии, в африканской Абиссинии широко распространен был обычай глотания отпавших от ран уже переболевшего оспой какого-нибудь индивидуума, – так называемых «струпов» кожи. В России помогало также бичевание метлой, щедро обрызганной гноем из лопнувших оспенных пузырьков.

Как бы там ни было, подвергавшийся искусственному заражению человек обязательно должен был находиться на пике своего телесного здоровья, следовательно, – заражать его надлежало лучше всего с наступлением бодрой осенней погоды.

Но как было определить этот, крайне необходимый момент?

Подвергавшиеся вариоляции, как правило, не заболевали в период следовавших за нею повальных эпидемий. Однако далеко не всем среди них удавалось с успехом преодолеть саму вариоляцию, отделаться легкой формой болезни. Порою искусственное заражение оспенным началом оборачивалось не только смертью людей, стремившихся от нее уберечься, но становилось причиной нового, очередного разгула эпидемии. А еще, спасаясь от оспы, можно было запросто заразиться какой-нибудь иной болезнью, которой страдал уже заболевший оспой. Можно было также получить заражение крови и тому подобное.

В определенные периоды, уже с наступлением новых времен, вариоляция, позаимствованная европейцами из соседствующих с ними азиатских стран, рассматривалась как единственная, безальтернативная надежда на скорое спасение. В благодатную пользу ее вынуждены были поверить аристократические верхи, царствующие особы.

А все же отрицательные, как бы побочные результаты искусственной вариоляции – достигли, наконец, такого уровня опасности, что ее пришлось законодательно запрещать. Причем – даже в таких высокоразвитых странах как Англия, Франция и прочие европейские земли.

Круг замкнулся. Люди содрогались уже при одной только мысли, что своими руками они могут учинить невероятное зло, убить своих близких, своих малолетних детей. С другой стороны – они корили себя за упущенные предохранительные меры.

Неумолимая болезнь, между тем, продолжала свирепствовать во всех почти странах и землях.

* * *

Человеком, которому удалось разорвать этот ужасный круг, набросить узду на коварную болезнь, так и не разгадав при этом, правда, ее истинной причины, – стал английский врач Эдвард Дженнер.

Попутно скажем, что разгадать причину оспы не удалось даже гениальному Авиценне, который четко описал ее проявления, сделал даже дифференциацию ее с другой болезнью – с корью. Однако и сам он, уже догадываясь о существовании в природе инфекционных начал, истинную причину натуральной оспы все же усматривал… в брожении менструальной крови, которой вынашиваемый плод обменивается с питающим его материнским организмом.

Эдвард Дженнер родился в 1749 году, в маленьком британском городке Беркли, в графстве Глостершир. Он был третьим сыном в семье своего отца, совсем небогатого тамошнего священника. Уже в раннем детстве мальчик обнаруживал удивительные способности, особенно – в поэзии и музыке. Современникам это казалось верным залогом его далеко не простого будущего. В нем они видели будущего поэта или выдающегося музыканта, а то и – знаменитого композитора.

Естественно, каждому человеку дорог его ребенок, но еще более дорог для каждого отца его наделенный талантами сын. Родительские заботы стократно усиливаются, когда подрастающая кроха время от времени подвергается смертельной опасности, когда вокруг него то и дело умирают другие дети, – пусть и по совершенно непонятной врачам причине. А тут еще – эти страшные эпидемии, которые регулярно накатываются одна за другой, да все еще с возрастающей силой.