Так вот, что касается Моцарта не как человека, а как гения. У него просто россыпь музыкальных тем, идей, и оперных, и чисто инструментальных, от восторга перед которыми… Ну прямо как у Вороны в басне Крылова. Вы помните, там у нее в зобу дыханье сперло, причем по очень незначительному поводу в сравнении с нашим.
Ладно, я уж не говорю о финальном рондо из Концерта для гобоя, написанном примерно по той же модели, что и уже известный вам Концерт для валторны.
Но чудесный эпизод Das klinget so herrlich из «Волшебной флейты», написанный для колокольчиков, вызывает чуть ли не слезы умиления, а сцена Папагено, в которой он связан обетом молчания, но пытается что-то изложить доступным ему способом, вполне могла бы послужить украшением оперы-буффа «Муму», если бы Моцарт жил чуть позже или Тургенев, Герасим и Муму чуть раньше.
«Музыкальная шутка» KV 522 — деревенский праздник на лужайке для струнного оркестра и двух валторн. Поскольку музыка — это вид искусства, разворачивающийся во времени, то она в данном случае чрезвычайно натуралистично иллюстрирует в динамике процесс того, как действующие лица, они же исполнители, на деревенском празднике постепенно, но неуклонно накачиваются то ли пивом, то ли шнапсом, что в данном случае несущественно. И заканчивается это вполне предсказуемыми отклонениями от некоторых представлений о прекрасном, которые (отклонения) выписаны Моцартом в партитуре вплоть до степени полной документальности.
По крайней мере, если из уст очевидца вам будет нагляднее, то выглядело это так: «…Ну, типа набуха́лись чуваки. Мы однажды этот шедевр в БЗК (Большой зал консерватории) ваяли, так в этом месте какая-то расфуфыренная ценительница прекрасного с первого ряда громко так фыркнула „как им не стыдно!“) Дальше играть было сложно — ржали».
Троллинг 80-го уровня
«О, Моцарт, Моцарт!»
В данном случае волшебным образом совместился игривый нрав Моцарта с его же гениальностью.
Ну не любил он ее. Со всей своей непосредственностью не любил. Похоже, что за самодовольство и высокомерие. Подумаешь, высокомерная — так это для примадонны нормально. Певица была, прямо скажем, из лучших. С огромным вокальным диапазоном.
В общем, Адриана Габриэли, она же Ла Феррарезе, она же в конечном итоге Адриана Феррарезе дель Бене, пела премьерный спектакль моцартовской оперы-буффа «Так поступают все».
У каждой певицы есть свои особенности во время пения. (У певцов тоже, но нас сейчас волнуют именно певицы.) Вспомните, что проделывала руками во время импровизаций Элла Фитцджеральд, вспомните, как бы это поделикатнее выразиться, орлиный взгляд Чечилии Бартоли в наиболее виртуозных местах барочных арий. Вот и у Адрианы Феррарезе была своя особенность — она задирала голову на высоких нотах и опускала подбородок в нижнем регистре.
Партию Фьордилиджи, одной из главных действующих лиц оперы, Моцарт написал специально для Адрианы дель Бене. Изумительная музыка, диапазон больше двух октав, но Моцарт не отказал себе в удовольствии написать арию Фьордилиджи таким образом, что она почти вся состоит из сочетаний переходов от верхнего регистра к нижнему и наоборот. То, что в результате получилась одна из самых сложных арий для сопрано, это половина дела.
Прелесть ситуации состояла в том, что во время исполнения арии дель Бене все время задирала и опускала голову в зависимости от тесситуры и со стороны выглядела как курица, клюющая зерно.
Сколь я понимаю, Моцарт, который дирижировал премьерой, наслаждался результатом.
Я понимаю, что если вы вошли во вкус, то непременно спросите — а как же Николай Андреевич Римский-Корсаков? Уж там ехидства хоть отбавляй — от «Золотого петушка» с царем Додоном, который поет свои мудрые мысли на мотив «Чижика-пыжика», до «Царя Салтана», от «Майской ночи» до «Ночи перед Рождеством».
Вы справедливо зададите вопрос — а где же Модест Петрович Мусоргский? Да тут одна только сцена в корчме из «Бориса Годунова» тянет на премию в номинации «Жизнь как она есть» им. Венедикта Ерофеева.
А вокальный цикл «Раек» — это просто вокально-сатирический памфлет, в котором Мусоргский прикладывает всех окружающих — и «Могучую кучку», и ее оппонентов. Просто сделано это настолько гениально, что никто не обиделся. Как написал в своей рецензии Цезарь Кюи, композитор, критик, член «Могучей кучки»: «…кроме силы и едкости, „Раек“ полон жизни и веселости и вызывает неудержимый хохот».
«Как все знают, смех не поддается фальсификации. Проще выжать слезу, чем улыбку. Это как с лошадью, которую можно привести к водопою, но нельзя заставить пить».
Шостакович в этом смысле уникален.