Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма

Резкие перемены, происходившие в первое десятилетие нынешнего века, продолжали воздействовать на все практики, связанные со смертью, что отчасти можно истолковать как проявление постмодернизма с присущим ему распадом традиции. Но можно также предположить, что коммерциализация смерти втиснула связанные со смертью практики и индустрии в ту же модель диверсификации, что и в случае с любым другим продуктом потребления. В нулевые продолжалось триумфальное шествие Хэллоуина, ставшего главным американским, европейским и российским праздником, по суммам затрат на украшения и вечеринки соперничающим лишь с Рождеством. Дальнейшее развитие Хэллоуина, который, по мнению обозревателей, «становится все более откровенно ужасным»[891], стало оказывать сильное воздействие на другие праздники. Например, аттракционы типа парков ужасов стали обычным явлением не только в Хэллоуин, но и круглый год, даже во время Рождества и Дня святого Валентина. Еще одним важным признаком времени было распространение культа «Священной Смерти» (Santa Muerte), который в 1990‐е годы ограничивался домашними церемониями в пригородах Мехико, но в начале нулевых начал дотягиваться и до американских метрополий, с неимоверной скоростью распространяясь далеко за пределы мест обитания мексиканской иммигрантской общины. В те годы появилось несколько новых предприятий индустрии развлечений, использовавших смерть в качестве главной приманки. «Черный туризм» (посещение мест массовых преступлений и убийств) — новое предложение туристической индустрии — с тех пор успешно прижился в Америке, Европе и России. Рынок произведений искусства серийных убийц и так называемых «murderabilia» — коллекционирования предметов, имеющих отношение к насильственным преступлениям и серийным убийцам, — быстро приобрел множество последователей по всему миру. В новом тысячелетии в программу американских средних школ вошел предмет «Просвещение в области смерти» и вскоре пустил корни в системе высшего образования. А в литературе появился новый жанр — танатография — рассказы о симптомах и мыслях умирающего.

К этому моменту традиционные похороны уже уступили место широкому разнообразию новых форм: ювелирные изделия, сделанные из праха покойных, развеивание праха по ветру, придорожные памятники, похоронные вечеринки… одновременно продолжила расти популярность «зеленых похорон» и крионики. Этот самый консервативный из ритуалов подвергся невиданной степени индивидуализации и диверсификации. Некоторые новые тенденции в похоронных обрядах, возможно, проистекают из всеобщей неуверенности в понимании смысла смерти. Однако их также можно считать признаками разрыва «социальных скреп». Если рассматривать ритуалы как выражение принадлежности к определенной общности, то эти изменения могут отражать растущее разочарование в человеческом сообществе и абсолютное неприятие идеи принадлежности к какому-либо коллективу вообще. Мода, международная индустрия по преимуществу, настигла в это десятилетие другие связанные со смертью отрасли производства и праздники, изобретя новые тенденции, такие как «трупный шик», «умереть за это» и «череп». Изображения следов насильственной смерти стали теперь нормой в рекламе модной одежды.

Эти важные тенденции в социальных и культурных практиках, являющиеся элементами танатопатии, связаны с новым взглядом на роль и место человека. Смысл насильственной смерти превратился из трагедии в источник развлечения, «неистовые наслаждения» и даже «вечеринку». Широкая публика начала привыкать к мысли о том, что — по меньшей мере, в произведениях литературы и кино — человечество не является венцом творения и может быть признано эволюционно устаревшим. Массовая потребность в подобных идеях является главной торговой маркой бестселлеров популярной культуры, и их широкое распространение было принято индустрией развлечений, наряду с еще несколькими коммерческими и культурными инициативами, как своего рода сигнал к действию.

Культ смерти превращает насильственную смерть в товар массового потребления и приемлемую форму развлечения. Его специфика состоит в дегуманизации человечества вообще, а не какой-то особой социальной группы или этнической общности, как это было в прошлом столетии в случае коммунизма и фашизма. Проникая в культурные и социальные явления, он предлагает антигуманизм не как политический проект на будущее, а как товар массового потребления. Танатопатия выражает зарождающуюся культурную парадигму — глубокое отвращение к человеческому роду.

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

A Companion to the Gothic / A. Lloyd-Smith, D. Punter, eds. Oxford: Blackwell, 2000.

Adler M. Vampires Are Us: Understanding Our Love Affair with the Immortal Dark Side. Newburyport: Weiser Books, 2014.

Adorno Th. W. Culture Industry Reconsidered // New German Critique. 1975. No. 6. P. 12–19.

Adorno Th. W. The Meaning of Working Through the Past [1959] / Trans. by H. W. Pickford. New York: Columbia University Press, 1998.