Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

- Необыкновенное решение Феди Протасова, - ответил я, - очень лично задело Толстого. Оно привлекло его как некий выход из тупиковой ситуации, в которой оказался он сам. 

- То есть как! - изумился Тугодум. - Уж не хотите ли вы сказать, что Толстой... 

- Нет-нет, - улыбнулся я - Толстой не был запойным пьяницей и не уходил в загул с цыганами. Но он, как и его герой, не в силах был жить так называемой нормальной жизнью. Как и его герой, он постоянно помышлял о разрыве с семьей, об уходе из дому. О формальном разводе для него тоже, как ты понимаешь, не могло быть и речи. И он мучился, страдал, не зная, как разрубить этот проклятый узел. 

- Да, я знаю, - сказал Тугодум. - Но ведь это с ним случилось потом, уже перед самой смертью. 

- Окончательно решился он на это только в тысяча девятьсот десятом году. Но еще задолго до своего ухода из дому он несколько раз был очень близок к такому решению. Собственно, даже не близок, а уже принимал такое решение. Но в те разы у него не хватало сил его осуществить. 

ИЗ ПИСЬМА С. А. ТОЛСТОЙ Т. А. КУЗМИНСКОЙ 

20 декабря 1885 года 

Случилось то, что уже столько раз случалось! Левочка пришел в крайне нервное настроение. Сижу раз, пишу, входит. Я смотрю - лицо страшное. До сих пор жили прекрасно; ни одного слова неприятного не было сказано, ну ровно, ровно ничего. "Я пришел сказать, что хочу с тобой разводиться, жить так не могу, еду в Париж или в Америку" 

- А в чем дело-то было? - спросил Тугодум, прочитав это письмо. 

- Дело было в том, что жизнь, которой он жил, тяготила его своим несоответствием тем представлениям, тем взглядам, которые он исповедовал и проповедовал. Жене эта его повседневная жизнь представлялась вполне нормальной, а ему - фальшивой, насквозь лживой. Мириться с этой ложью он не мог, а разрубить этот узел - не было сил. И он мучился, страдал. В тот раз, в 1885 году, все как-то уладилось, улеглось. Но двенадцать лет спустя повторилось снова. На этот раз он уже даже написал жене прощальное письмо, в котором объявлял о своем уходе. 

ИЗ ПИСЬМА Л. Н. ТОЛСТОГО С. А. ТОЛСТОЙ 

8 июля 1897 года 

Дорогая Соня, 

Уж давно меня мучает несоответствие моей жизни с моими верованиями. Заставить вас изменить вашу жизнь, ваши привычки, к которым я же приучил вас, я не мог, уйти от вас до сих пор я тоже не мог, думая, что лишу детей, пока они были малы, хоть того малого влияния, которое я мог иметь на них, и огорчу вас, продолжать жить так, как я жил эти 16 лет, то борясь и раздражая вас, то сам подпадая под те соблазны, к которым я привык и которыми я окружен, я тоже не могу больше, и я решил теперь сделать то, что давно хотел сделать, - уйти... 

Если бы открыто сделал это, были бы просьбы, осуждения, споры, жалобы, и я бы ослабел, может быть, и не исполнил бы своего решения, а оно должно быть исполнено. И потому, пожалуйста, простите меня, если мой поступок сделает вам больно, и в душе своей, главное, ты, Соня, отпусти добровольно и не ищи меня, и не сетуй на меня, не осуждай меня. 

- И в этот раз тоже сил не хватило уйти? - сказал Тугодум. 

- Не хватило, - кивнул я. - Терзался, мучительно пытался найти выход. И так и не нашел. Но, не найдя его для себя, он нашел его для своего героя, для Феди Протасова. Потому-то и ухватился так за эту историю. В ней померещился ему тот самый выход из тупика, в котором они оба оказались. 

- Кто это - они оба? - не понял Тугодум. 

- Лев Николаевич Толстой и Федя Протасов. 

- Скажете тоже! - возмутился Тугодум. - Да что между ними общего! Про Толстого вы мне все объяснили! что его мучило и почему. А Федя этот чем мучился! Слабовольный человек, алкоголик... 

- Да, ты прав, - согласился я - Федя человек слабый. Но его тяга к алкоголю - не просто медицинский случай...