Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

Этот образ, нарисованный Тургеневым, противоположен портрету Гамлета, нарисованному Белинским, буквально во всем. Не только в самой сути своей, но даже и в частностях. Всюду, где Белинский восклицает свое восторженное "Да!", Тургенев отвечает ему брезгливым и брюзгливым, безоговорочно отрицающим все мнимые гамлетовские достоинства, яростным "Нет!". 

Это бы еще как-то можно было понять, если бы Белинский и Тургенев обращались к разным ситуациям, разным эпизодам, разным сценам шекспировской трагедии. На протяжении ее пяти актов Гамлет ведет себя по-разному, и было бы понятно, если бы Белинский для своего восторженного отношения к Гамлету находил опору в одних его поступках, монологах и репликах, а Тургенев, стремясь обосновать свою антипатию к принцу, обращался к другим, противоположным его поступкам, репликам и монологам. Но в том-то вся и штука, что Белинский и Тургенев находят опору для своего - полярно противоположного! - отношения к Гамлету в одних и тех же его поступках, в одних и тех же коллизиях и сценах. Вот, например, патетический ответ Гамлета брату несчастной Офелии - Лаэрту: "Но я любил ее, как сорок тысяч братьев любить не могут!" Белинский в этом восклицании услышал искренний вопль страдающей великой души. Тургеневу же в этом восклицании слышится совсем другое: высокопарная риторика, обнажающая всю душевную немочь Гамлета, все его бессилие, всю его неспособность к живому, искреннему чувству... 

Первое объяснение, которое приходит тут в голову, сводится к самому простому соображению: сколько людей, столько и мнений. Литература - это ведь не математика, где дважды два всегда четыре. 

И в самом деле: к художественной литературе это суждение - "сколько людей, столько мнений" - применимо, пожалуй, гораздо в большей степени, чем к любому другому предмету. Ведь читая книгу - допустим, "Капитанскую дочку" или "Войну и мир", - каждый читатель как бы прокручивает перед своим мысленным взором свой фильм. И художественный образ рождается у каждого свой. 

В пьесе Метерлинка "Синяя птица" ее герои - Тильтиль и Митиль попадают в Страну Воспоминаний. И там они встречаются со своими - давно умершими - бабушкой и дедушкой. Те находятся словно бы в состоянии анабиоза: говоря попросту, у них отсутствуют все видимые признаки жизни. Но как только появляются Тильтиль и Митиль, оказывается, что они - живы. К ним возвращается сознание, ясность ума и памяти, они начинают вспоминать, разговаривать, расспрашивать внуков обо всем, что их интересует, то есть жить. 

Вот то же самое происходит и с героями книг. 

Представьте себе библиотеку. Любую библиотеку, в которой вам приходилось бывать. Полки, полки, полки, уставленные книгами. Каждая из них - просто пачка бумаги, сброшюрованной и заключенной в переплет. Откроешь ее: мертвые черные значки - буквы, буквы составляют слова, слова - предложения. Но стоит только кому-нибудь из нас взять книгу в руки и раскрыть ее, как все мгновенно меняется. Герои книги словно пробуждаются от сна, расправляют затекшие мускулы и начинают действовать, говорить, спорить - жить. Они входят с нами в какие-то отношения. А некоторые из них даже становятся бесконечно близкими нам людьми, без которых мы уже не можем представить себе своей жизни. 

В основе этого чуда - воображение. Не только воображение писателя, создавшего тот или иной художественный образ, но и воображение читателя тоже. И вот поэтому-то у каждого читателя - свой Онегин и своя Татьяна. Своя Наташа Ростова и свой Пьер Безухов. Свой Гамлет и свой Дон-Кихот. 

Такова первая, самая простая разгадка того удивительного явления, с которым мы столкнулись, вглядываясь в такие разные, такие несхожие портреты Дон-Кихота и Гамлета, нарисованные Белинским и Тургеневым. 

Но одного только этого объяснения тут явно недостаточно. 

Ведь Татьяна и Онегин, Наташа и Пьер, созданные твоим воображением, при всем их отличии от той Татьяны и того Онегина, той Наташи и того Пьера, которых вообразил, представил себе я, - это, наверное, все-таки образы если и не тождественные, то, во всяком случае, в самой основе своей - схожие. Гамлет же и Дон-Кихот Тургенева не просто не похожи на Гамлета и Дон-Кихота Белинского. Эти два Гамлета и два Дон-Кихота, как мы уже выяснили, друг другу противоположны. 

Вернее, противоположно отношение двух выдающихся русских литераторов к этим двум вечным спутникам человечества. У Белинского насмешливо-пренебрежительное к Дон-Кихоту и благоговейно-восторженное к Гамлету, у Тургенева, напротив, - восхищение Дон-Кихотом и нескрываемое презрение к Гамлету. 

Такое резкое, контрастное соотношение симпатий и антипатий к Дон-Кихоту и Гамлету повторяется из века в век. При этом, в отличие от Белинского и Тургенева, суждения которых разделены двумя десятилетиями, столь же противоречивые, взаимоисключающие взгляды нередко высказывались разными людьми в одно и то же время.