История превращения в сюжет фабулы рассказа Зощенко "Иностранцы" хороша тем, что предельно проста. Она представляет нам один из важнейших законов сюжетосложения в наиболее, так сказать, чистом виде.
Но полно! Закон ли это? А может быть, просто частный случай?
Чтобы убедиться в том, что это именно так, рассмотрим не столь простую и очевидную, а более сложную, более запутанную ситуацию.
Как я уже говорил, Гоголь в основу своей комедии "Ревизор" положил примерно ту же фабулу, которую до него использовал его современник Александр Вельтман в повести "Провинциальные актеры". (Позже он изменил это название: повесть стала называться - "Неистовый Роланд".)
Вельтман однажды даже попрекнул этим Гоголя. Не то чтобы обвинил его в плагиате, но довольно прозрачный намек на это сделал. В 1843 году он опубликовал рассказ "Приезжий из уезда, или Суматоха в столице", который начинался так:
"Всем уже известно и переизвестно из повести "Неистовый Роланд", и из комедии "Ревизор", и из иных повестей и комедий о приезжих из столицы, сколько происходит суматох в уездных городах от приездов губернаторов, вице-губернаторов и ревизоров".
Этой иронической репликой он метил, конечно, не в авторов каких-то "иных повестей и комедий о приезжих и столицы", а именно в Гоголя.
Но обижался он на Гоголя зря. Во-первых, фабула "Ревизора" была заимствована Гоголем не у Вельтмана. (Историю эту, как принято считать, подарил Гоголю Пушкин: его самого однажды приняли не то за ревизора, не то за еще какую-то важную птицу. Сперва он приберегал эту фабулу для себя, даже кое-какие наброски сделал. Но потом отдал ее Гоголю, справедливо решив, что она более пригодна для гоголевского сатирического дара.) А во-вторых, при всем внешнем сходстве фабульной основы "Ревизора" с фабулой повести Вельтмана сюжеты этих двух произведений, как я уже говорил, - разные. И дело тут не столько даже в том, что разворачиваются они по-разному, что у Гоголя анекдот про приезжего из столицы, которого приняли за ревизора, оброс совершенно другими подробностями, не теми, что у Вельтмана или других авторов, обращавшихся к этому анекдоту. Главное отличие состоит в том, что сюжет гоголевского "Ревизора" говорит нам совсем не то, что сюжет повести Вельтмана Он несет в себе совершенно другой смысл.
Сейчас вы сами в этом убедитесь.
ИЗ ПОВЕСТИ АЛЕКСАНДРА ВЕЛЬТМАНА
"НЕИСТОВЫЙ РОЛАНД"
- Генерал-губернатор! генерал-губернатор! - раздавалось в толпе, выходящей из театра. - Генерал-губернатор! - неслось по улицам города. И служебный народ возвратился домой с мыслию: генерал-губернатор!..
Городовой лекарь также пришел в ужас. Он никак не воображал, что генерал-губернатор может иметь нужду в уездном лекаре...
Его вводят в залу. Казначей с женой и двумя дочерями встречают его, чуть дотрагиваясь до полу, и шепотом рассказывают ужасное событие, как его высокопревосходительство разбили лошади, как выпал его высокопревосходительство из экипажа, к счастию подле их дома; рассказывают, что его высокопревосходительство весь разбит и лежит без памяти на диване в гостиной, и просят пойти туда осмотреть раны его высокопревосходительства...
На диване лежал средних лет мужчина с окровавленным лицом, с огромной посиневшей шишкой на лбу, в сюртуке, на котором сияли три звезды.
- Пощупайте у его высокопревосходительства пульс, Осип Иванович, сказал тихо казначей.
Лекарь пощупал пульс и пришел в себя, потому что его высоко превосходительство действительно был без памяти.
- Что скажете?
Осип Иванович покачал головою...
- Помогите, почтеннейший Осип Иванович! Вы представьте себе, что его высокопревосходительство будет почитать вас и меня своими спасителями. Если б не я, действительно он погиб бы, изошел бы весь кровию. Надо же быть такому счастию: еду в театр, выезжаю из ворот, слышу стук экипажа и вдали крик, а под ногами слышу стон. Что это значит, думаю себе. Стой! слезаю с дрожек, гляжу - что же? Его высокопревосходительство у мостика лежит в канаве, весь разбит, как видите. Экипаж, верно, опрокинулся, лошади понесли под гору и, верно, прямо в Днепр... Помогите скорее, Осип Иванович... За спасение жизни он возьмет нас под свое покровительство. Целую ночь лекарь и казначей провели в дремоте подле больного. Под утро он пошевелился; глубокий вздох вылетел из груди.
- Слава Богу, будет жить! - вскричал лекарь.
- Жить! - повторил больной.
- Он приходит в чувство! - сказал, перекрестясь, казначей.
- Мне говорит мой государь, мой друг... верю... остаюсь жить... произнес больной и продолжал что-то невнятно.
- Слышите? Друг государя! Его высокопревосходительство прямо из столицы! - прошептал казначей на ухо лекарю.
Дело объясняется просто.