Занимательное литературоведение

Мне недавно довелось прочитать в Сети кое-что "В защиту Швондера"[36]. Статья, в общем, достаточно разумная и почти до самого ее конца взвешенная, хотя и далекая от олимпийской беспристрастности. Совершенно явно, что ее автор своего подзащитного глубоко презирает. За то, что тот отказался от родной еврейской культуры и не освоил высот русской, той культуры, которую адвокат Швондера, несомненно, продолжает потаённо и болезненно любить в своем нынешнем средиземноморском далеке. За то, что служит хамской власти и сам хамит, где только может. За претенциозную необразованность и топорный язык доносов. Но находит ему некоторое оправдание в условиях окружающей среды, антисемитизме старой России, да, отчасти, и новой. Все это так — но в отсутствии своего "кровника" преддомкома будет выглядеть, как боксер или танцор, исполняющий все движения без партнера. То есть, как безумец-лунатик, которым его, все-таки, ни Ф.Ф.Преображенский, ни М.А.Булгаков не считают.

4. На тропе вестернизации

Я попробовал представить этих персонажей на историческом ринге так, чтобы вывести за скобки величие одного и и явную бездарность другого, посмотреть не на скаляры, а на направления векторов. Несколько неожиданно для меня оказалось, что это, все-таки, опять игра на четверых. А полем для нее служит история российской вестернизации — то есть, те три века России, которые связаны с именем и реформами Петра Алексеевича Романова. Эти реформы не только вывели страну на передний мировой план ценой жутких страданий, лишений и психологического шока всех сословий Московского царства — от бояр до мужиков. Они привели к глубокому внутреннему расколу нации на вестернизованное дворянское меньшинство и традиционный мир податных сословий. В результате разница в миропонимании какого-нибудь образованного "лишнего человека" и его крепостных или заезжих купцов была побольше, наверное, чем сегодня у русскоговорящего академика Гинзбурга и ортодокса в квартале у иерусалимской Тахана Мерказит. Расколу этому положил начало еще отец Преобразователя прилаживанием церкви по-быстрому к служебным нуждам будущей империи. Правда, даже самые непримиримые защитники традиции его пока Антихристом не называли, оставив это имя для первого российского императора, втащившего насильно страну и особенно ее правящий класс в 18-й век из евразиатского полусна. От простонародья таких духовных переворотов пока не требовалось, от него на первый случай достаточно было тройных податей, каторжной работы в Воронеже и Питербурхе, да регулярной поставки пушечного мяса на царскую службу. Но зрелище казней на Красной площади было уж очень ярким, что и породило легенду о подмене в Зарубеже православного царя на "Сына Погибели".

Помимо прочего преобразования создали новые "экологические ниши" в обществе сверх традиционных ролей Воина, Жреца, Пахаря и Купца, которым соответствовали московитские сословия. Стали нужны Специалисты — врачи, горные мастера, архитекторы, поэты — славить взятие Хотина и добролюбие Фелицы, художники, музыканты… Чем дальше, тем больше количественно и разнообразнее по профилю. Со временем понадобятся и физики — изобретать дворцовый телеграф и гальванические мины, химики — раскрывать тайну бездымного пороха и доводить до правильной кондиции национальный напиток, юристы. Дойдет и до математиков — без них не посчитать разветвленные цепные реакции урана. Вот кем занимать эти вакансии? Получалось по обстоятельствам русской истории так, что сначала ниши импортированных "от немцев" специальностей занимали именно, что немцы. От механика Эйлера и до доктора Гааза — число их огромно и забыть об этом невозможно. Разве что в специфических условиях советской идеологической сферы времен Великой Отечественной войны. Тот самый Свердловск, где П.П.Бажов сочинял свои народные сказы о немецкой тупости и русской смекалке, основал-то все-таки генерал-маиор и горный инженер Вилим Иванович де Геннин. Но со временем потребность выросла, а импорт перестал ее удовлетворять, в большой мере потому, что стала возрождаться после затянувшегося на два века хаоса Германия. Трудолюбивым и карьеролюбивым парням нашлось много дела дома. Германский элемент остался очень заметен в сфере управления, как говорили тогда: "Если чиновник не берет взятки, значит — немчура". Но это были, в основном, не иммигранты, а свои же романовские подданные, балтийские немцы из Ревеля, Риги и Митавы. Именно из баронских фамилий остзейских провинций формировался в большой мере верхний слой управителей империи — обстоятельство, от которого исторические катаклизмы к нашему времени почти и не оставили следа, с характерным исключением для той единственной из структур старой России, которая ценой приспособления и усердного длительного служения безбожной власти сумела сохранить кадровую преемственность вместе со старыми костюмами и частью декораций. И даже пережить и эту свою хозяйку.