Занимательные истории

Вам триста лет, могучие дубравы…

Это также одно из тех суждений, с которыми Ракан не мог примириться: тем не менее он осмелился выступить открыто лишь после смерти Малерба.

Кстати о числе. Когда кто-нибудь говорил: «Его все лихорадки трясут», — Малерб спрашивал: «А сколько их, лихорадок-то?».

Он потешался над теми, кто утверждал, будто в прозе тоже есть свой счет; он говорил, что длинный ряд периодов — все равно что стихи в прозе. Это дало кое-кому повод предположить, что не он перевел «Послания» Сенеки, ибо периоды этого текста в какой-то мере построены на счете.

По одному из писем Малерба видно, что влюбленным он был довольно неотесанным. Он признается в нем г-же де Рамбуйе, что, заподозрив виконтессу д'Оши (в его стихах она — «Калиста») в сердечной склонности к другому сочинителю и застав ее одну, лежащую в постели, он левой рукою схватил ее обе руки, а правой принялся хлестать ее по щекам, пока она не стала звать на помощь. Увидев, что сбегаются люди, он уселся в кресло, как ни в чем не бывало. Впоследствии он испросил у виконтессы прощения.

Ракан, большую часть записок коего я прочел, рассказывает, что, когда он беседовал однажды с пожилым уже Малербом по поводу того, что им предстоит каждому выбрать себе достойную и знатную даму в качестве предмета своих стихов, (Ракан был влюблен в г-жу де Море, свою родственницу; в своих стихах он говорит о том, что она потеряла глаз или притворилась, будто потеряла его.) Малерб назвал маркизу де Рамбуйе, а он — г-жу де Терм, в ту пору вдовевшую. Случилось так, что обеих звали Катрин: одну — Катрин де Вивонн, а другую — Катрин Шабо. Малербу эта беседа доставила большое удовольствие, и ему захотелось написать эклогу или разговор двух пастушков, из коих одного зовут Мелибей (так он назвал себя), а другого Аркан[127], то есть Ракан. Малерб прочел ему из этой эклоги более сорока строк. Однако среди бумаг его ничего похожего не нашли.

В тот же день, когда у него возник замысел этой эклоги, оба поэта до самого вечера обсуждали, как им изменить имя «Артениса», и переворачивали его на все лады, ибо Малерб боялся, что получится путаница, ежели обозначить сим именем обеих дам. Нашли они только такие: «Артениса», «Эресинта» и «Кариптея». Первое было признано самым красивым; но поелику Ракан вскоре воспользовался им в пасторали, Малерб, отказавшись от двух других, избрал для своей дамы имя «Роданта».

Г-жа де Рамбуйе говорит, что она об имени «Роданта» никогда не слышала, но что Малерб однажды сказал ей: «О, сударыня, будь вы женщиной, способной вдохновить меня на стихи, я, переделав ваше имя, сделал бы из него самое красивое имя на свете». Она утверждает также, будто некоторое время спустя Малерб сказал ей, что весьма сердит на Ракана за то, что последний украл у него это прекрасное имя, и что он, Малерб, хочет написать стихи, кои будут начинаться так:

Ах, та, кого я звал прекрасной Артенисой…

дабы все знали, что придумал его он. Она говорит, что в той маленькой элегии, которая начинается словами:

Пусть нынче все быстрей клонюсь к закату лет
И гасит мрак ночной неяркой жизни свет…

Малерб в строках:

Пастушка, ты, кому, казалось, во владенье
Остаток лет моих вручило Провиденье. (В его «Письмах».)

имел в виду ее.

Она уверяла меня, что это единственные стихи, которые Поэт посвятил ей.

Г-жа де Рамбуйе рассказывала мне также, что однажды Малерб, не застав ее дома, вздумал побеседовать в ее покоях с какой-то девицей и что в это время на улице случайно выстрелили из мушкета, причем пуля пролетела между ним и этой молодой особою. На следующий день Малерб посетил г-жу де Рамбуйе, и она учтиво выразила ему сочувствие по поводу случившегося. «Я бы хотел, — сказал он, — быть убитым этой пулей. Я стар и достаточно пожил; да и к тому же, пожалуй, мне оказали бы тогда честь, заподозрив, будто в меня стреляли по приказу г-на де Рамбуйе».

Г-н де Ракан все же утверждает, что именно для нее Малерб написал песенку:

Ей, чаровнице, как святыне, и т. д.,

а также другую, которую Буайе положил на музыку:

Увы, не мне сияют ныне
Те очи, свет моей души, и т. д.

Ракан, который был на тридцать четыре года моложе Малерба, сменил свою возвышенную любовь на любовь невыдуманную и стал мечтать о законных узах. Это дало повод Малербу написать ему письмо, где приводились стихи, те самые, в которых говорится о г-же де Рамбуйе: он хотел отвлечь Ракана от его страсти, ибо узнал, что г-жа де Терм принимает ухаживание президента Винье, за коего она вскоре и вышла замуж. Когда же Малербу стало известно, что Ракан решил жениться в родном ему Мэне, он тотчас же уведомил об этом г-жу де Терм письмом, которое теперь опубликовано.