Занимательные истории

В довершение всего, что мне известно о Королеве-матери, добавлю, что даже в Брюсселе она не смогла оградить себя от хитроумных происков Кардинала, желавшего выжить ее оттуда, ибо она была весьма расположена плести козни против него. Он сумел ей внушить, что, ежели она порвет с испанцами, он позволит ей вернуться во Францию. Она сделала вид, будто собирается в Спа, и две тысячи голландских всадников явились ее сопровождать. После этого Кардинал перестал думать о ней. Говорят, что в ту пору у нее не было иной цели, кроме желания любоваться видом Люксембургского сада и аллеей Кур-ла-Рен, которую она велела насадить, уже не вмешиваясь больше ни в какие государственные дела. Вот так опрометчиво она уехала из Брюсселя, где с нею прекрасно обходились испанцы, которые выдавали ей двенадцать тысяч экю в месяц, и сумма эта вполне ее обеспечивала; с момента же своего отъезда она была обречена на вечные странствования и на жалкое существование.

Сен-Жермен

Сен-Жермен ничего не знал о намерениях Королевы-матери. Кардинал-инфант был в этом уверен и, дабы обеспечить его существование, назначил его на должность прево, приносившую двенадцать тысяч ливров ренты; быть может, он хотел привлечь его на свою сторону, чтобы тот писал против кардинала Ришелье. После смерти Ришелье этот человек вернулся в Париж, ибо получал такие же доходы с другой должности прево, которую занимал в Провансе, и не захотел пользоваться деньгами по той должности во Фландрии, дабы никто не смог обвинить его в сношениях с врагом. Здесь он квартирует у своей сестры, которой платит двенадцать тысяч ливров в год. Он получает еще три тысячи ливров в другом месте, а когда ему удается выкроить кое-что из жалования (ибо он занимает не знаю уж какую там еще должность) или пенсии, распределяет эти деньги между двумя дочерями своей сестры. Он ни за что не желает пользоваться доходами с двух должностей прево, говоря, что те, кто наделил его ими, действовали незаконно.

Кардинал де Ришелье, дабы прибрать к рукам Адмиралтейство и стать полноправным хозяином как на суше, так и на море, пустил слух, будто неподалеку от Байонны несколько испанских галионов[167] Вест-Индского флота потерпели крушение, и сообщил об этом Королю. В то же время несколько подосланных лиц убеждали Его Величество, что из-за отсутствия чиновника, ведающего делами, связанными с кораблекрушениями, может пропасть весь груз этих галионов и что необходимо создать должность суперинтенданта по мореплаванию; и тут же стали обсуждать кто бы мог надлежащим образом справиться с такой должностью; перебрав множество лиц, они сочли, что только Кардинал способен занять этот пост; итак, они внушили Королю, что ему следует переговорить с г-ном де Ришелье. Его Величество предложил эту должность Кардиналу; тот поначалу сказал, что и без того слишком занят, ему не снести на плечах такое бремя, — словом, заставил себя усиленно упрашивать, прежде чем дал согласие. Эта должность делала ненужной или излишней должность адмирала, а посему г-н де Монморанси охотно согласился обсудить вопрос о должности адмирала Западного флота, которую занимал. Г-н де Гиз в вопросе о должности адмирала Восточного флота был менее уступчив и, в итоге лишился званий и Адмирала и губернатора Прованса.

О всемогуществе Кардинала рассказывали историю, которою Буаробер потешал Его Высокопреосвященство. Полковник Хейлброн, шотландец, человек уважаемый, проезжая верхом по улице Тиктон, вдруг чувствует, что его подпирает. Он бросается в ворота дома какого-то горожанина и облегчается тут же на дорожке. Выбегает хозяин и поднимает шум; наш полковник крайне смущен. Тогда его слуга говорит горожанину: «Мой хозяин служит у г-на Кардинала». — «О, сударь, — отвечает горожанин, — коли вы служите у Его Высокопреосвященства, вы можете … где вам угодно».

Это тот самый полковник, который говорил на своем тарабарском наречии, что, ежели пуля свое назначение имеет, избежать ее никак невозможно. Отец Жозеф, показывая пальцем на карту, говорил: «Речку мы перейдем здесь». — «Но, господин Жозеф, — отзывался полковник, — ведь ваш палец не мост».

Кардинал устроил так, что Король обратил внимание на Лафолена, дворянина из Турени, и приказал ему, якобы без ведома Кардинала, ни на шаг не отходить от Его Высокопреосвященства, не допускать, чтобы его слишком утомляли, и требовать, чтобы с ним беседовали лишь в тех случаях, когда необходимо сообщить ему нечто весьма важное. Это было до того, как у Кардинала появился постельничий и учреждена была его личная охрана. Этот Лафолен был самым знаменитым едоком при Дворе. Другие говорили: «Эх, хорошо бы нынче поохотиться!» — «Эх, хорошо бы сейчас прогуляться!». — «Эх, хорошо бы сыграть в мяч, потанцевать!» и т. д., а он твердил одно: «Эх, хорошо бы нынче поесть!». Выходя из-за стола, он читал благодарственную молитву так: «Господи, будь милостив ко мне и дай переварить все, что я съел».