Заново рожденная. Дневники и записные книжки 1947–1963.

Прочитав, две недели назад, недавние записи в дневнике И., я ощутила то же, что чувствовала, когда читала дневник Г. Дело не в том, что обо мне высказываются резко и с разочарованием. Встревожил меня, скорее, образ меня самой, читающей ее записи, вечно выравнивающей стрелку своего компаса по тому, что думают обо мне другие.

•

(Таубес)

Аристотель и Гегель:

Гегель совместим с христианством, Аристотель – нет.

У Гегеля предусмотрена возможность изменения («Скачкй»); у Аристотеля – естественный рост, возрастающая человечность, достижение природной цели. У Гегеля присутствуют время, свобода, история — ничего этого нету Аристотеля. Гегель типичен для современной философии.

•

прочитать:

Ортега-и-Гассет, «Этюды о любви» («Меридиан»)

в первой части – критика книги Стендаля о любви (доктрина кристаллизации), эгоизм, «интеллектуальный анализ» – очевидно, что Стендаль никогда не любил.

вторая часть: леди Гамильтон. Что такого было в этой скрытной женщине? Отчего ее любило столько знаменитых мужчин?

19/2/1960

(И.)

Под словами «быть пассивной» подразумеваются две вещи. Подвергаться воздействию. Не реагировать. Это совершенно разные понятия. В первом случае можно быть «активной» (?)

Альфред утверждает, что годы, которые он провел сексуально активным, таили обман. Чувствует, что в сексуальном плане он ослаб, что его член стал менее чувствительным. Так же как все его тело.

Кто получает больше удовольствия, большой палец или рот? Рот. Почему?

9:30 [вечер]

И. ушла час назад. Уже через мгновение после ее ухода (а я с грохотом захлопнула за ней дверь) и до настоящей минуты я озадаченно размышляла, почему не сказала ей: «Не уходи, прошу тебя» (на это она не могла согласиться) или «Прошу тебя остаться, нам надо поговорить» (Дэвид как раз готовился ко сну). Но я не сказала ничего подобного. Во мне был только лишь огромный гнев на нее – гнев, который можно испытать к человеку, только что заявившему, что он собирается причинить вам чудовищную боль.

Кроме того, я спешно подыскивала себе оправдания – я еще болею, у меня тяжелая депрессия + меня немного пугают выделения, Дэвид тоже болен + он находился в соседней комнате, в любую минуту мог зазвонить телефон. Но это все неважно. Сложно принять то, что И. подвержена ошибкам, неуравновешенна, вкратце (как глупо это звучит), – несовершенна… То, что она моя «бедная девочка», так же как я – ее, как все девочки друг для друга.

Причина, по которой мне редко [написано вместо зачеркнутого «никогда»] удается утешить ее, когда она подавлена, и никогда не удается ее умиротворить, если она гневается на меня, состоит в том, что я исхожу из предпосылки о ее заведомой правоте. А если она права, ей надлежит быть сильнее.

Если она сердится на меня, то все, что я знаю [зачеркнуто «чувствую'»], – это мысль о собственном проступке + она меня наказывает. Кто посмеет упрашивать или задабривать человека, отмеряющего заслуженную кару?

Кроме того, мысль о том, что она когда-либо скажет нечто, скрывающее ее подлинные намерения, или что мне нужно истолковывать то, что она говорит, пытаться понять ее – вполне чужда ее образу в моем восприятии.

Может быть, отчасти поэтому мне было так больно прочитать в ее заметках, что с самого начала она порою подвергала сомнению свою любовь ко мне.

Вряд ли мне делает честь то, что я никогда не подвергала сомнению ее любовь, что я думала, будто это ниспосланное чудо.

Мне следовало подвергнуть ее сомнению. Но мне хотелось одного – решать и действовать. Я всегда слишком поспешно заявляю о своих чувствах и упраздняю их.

…Вспоминаю, как в первую неделю я все спрашивала ее (хотя в действительности не сомневалась в ответе), любит ли она меня и как она меня любит, будто ее чувство с самого начала служило эталоном для нас обеих. Любопытно, но так это, в известном смысле, и было.

Когда она уходила в прошлый раз – в ноябре, – я думала, что у меня случится инфаркт. Теперь я исписываю страницу каракулями. Предел обретается в бесчувственности, вызванной трехмесячной схваткой между нами.

Я сказала ей сегодня вечером, что она вечно ставит меня в положение извиняющейся.

Она посоветовала мне почитать руководство по сексу.

Так сложно избавиться от мысли, что она не должна [ «сердиться на меня» – вычеркнуто] ощущать себя обиженной, потому что она сильнее! Как будто она совершала огромную ошибку + воспринимала меня как равную.

12:00

И., должно быть, думает сейчас, стоит ли ей возвращаться домой (в этот дом, который она никогда не называла домом). Может быть, онауже решила не возвращаться.

В наших отношениях так много патовых ситуаций: эта квартира, наш общий дом; секс; Дэвид; работа.