Заноза

Баринов мирно дремал, уронив голову на сложенные на столе руки, и, кажется, уже видел десятый сон. Сердце в груди словно чем-то прищемило, пока я стояла и наблюдала за этой незнакомой, новой версией Стаса, и думала о том, как поступить: разбудить его, накрыть одеялом или просто уйти. Жалость к этому вечно работающему человеку пересиливает, и я выхожу в коридор, на секунду запнувшись за мысль о том, не похожа ли на маньяка, входя без разрешения в его комнату. Не позволяю себе разглядывать обстановку — просто стаскиваю одеяло и, вернувшись обратно, стараюсь осторожно накрыть парня.

Как оказалось, у Стаса невероятно чуткий сон: чудо, что он моё дыхание не услышал.

Резко распахнув глаза, он вскинулся и схватил меня за локоть, заставив испуганно пискнуть. По его лицу становится заметно, что он не совсем понимает, где он, и что происходит, а мою руку схватил, скорее, на инстинктах.

— Алина? — сонно спросил; где-то внутри шевельнулось нечто очень похожее на нежность. — Что ты здесь делаешь?

— Снюсь тебе, — нашлась я с ответом.

Не хватало ещё подкидывать ему причин для подколов, их и так хватает.

По его губам расползается какая-то странная улыбка — не то мечтательная, не то блаженная, но по-прежнему полусонная, когда он откидывается на спинку рабочего кресла, отпустив мой локоть.

— Это хорошо, — снова подал голос. — Раз уж это сон, то ты не будешь возражать, если я тебя поцелую.

И он на полном серьёзе раскинул руки в стороны, уверенный, что я сию секунду нырну в его объятия! Я покачала головой, хоть он этого и не видел, потому что его глаза снова закрылись, и постаралась не сосредотачиваться на внутреннем черве, который подтачивал самообладание и науськивал часть меня послушать Стаса.

— Обой-йдёшься, — запнулась, внезапно разнервничавшись.

Он же всё равно к утру об этом забудет, правда?

— Даже во сне неприступная, — нахмурил барин брови и уронил руки. — Хоть где-то ты можешь мне сдаться?

Он точно поверил, что я ему снюсь, или просто сидит и придуривается?

— Это с какой стати? Кто тебе сказал, что я вообще должна сдаваться?

Вообще-то, я и впрямь ему должна, но не то, на что он так упрямо намекает.

— Никто и не говорит о долге, я просто хочу, чтобы ты была со мной… — выдал тихий ответ перед тем, как снова отключиться.

Я выдыхаю, выпрямившись, и удивлённо качаю головой. Сдалась же я ему…

Во второй раз укутываю его одеялом, но Стас, наверно, слишком устал, чтобы снова просыпаться — только пробормотал что-то невнятное. Сейчас он выглядел таким спокойным, привычные складки на лбу разгладились, суровая линия рта расслабилась, и передо мной уже был не строгий бизнесмен, а обычный парень, он даже как будто стал моложе, всего на пару лет меня старше. И чем дольше я на него смотрела, тем явственнее ощущала, как внутри что-то распускается; не безумное и неукротимое, как это было с Максимом, а что-то нежное и хрупкое — что-то такое, что удерживало меня здесь и не позволяло уйти. В наблюдении за спящим человеком не было ничего нормального или естественного, но меня это совсем не заботило. Я никогда прежде не видела Стаса таким, как сейчас, и мне не хотелось упускать эту возможность.

Кажется, я схожу с ума.

Когда получилось отмереть, я выключила в кабинете свет и вышла в коридор, тихо прикрыв за собой двери. Запечатлевшаяся в памяти картинка спящего Стаса выглядела такой умиротворённой, и мне, наконец, самой захотелось спать — что я, собственно, и сделала, вернувшись в комнату. Проваливаясь в сон, в голове, как падающая в небе звезда, промелькнула последняя мысль о том, каким будет завтрашний день.

Сердце отчаянно просило перемен.

Глаза сами по себе распахнулись в половине шестого утра, словно меня кто-то невидимый толкнул в бок. Я осмотрелась по сторонам, с удивлением обнаружив, что чувствую себя непривычно бодрой, отдохнувшей и выспавшейся. Со мной такое случается редко, и это не могло не радовать. Откинув одеяло в сторону, потопала в ванную, где долго умывала лицо прохладной водой, потому что воспоминания вчерашнего вечера накатили с новой силой, тщательно почистила зубы, потому что это нехитрое действие успокаивало нервы, и пару раз провела по волосам расчёской, чтобы те не торчали во все стороны. Ну вот, теперь совсем другое дело, в таком виде и на люди показаться не стыдно.

Столовая ещё пуста, как и обеденный стол, и я сразу направилась на кухню, где дядя Сергей уже вовсю трудился. Сегодня ему помогали несколько подручных, и в моей помощи он не нуждался, но с улыбкой предложил мне побыть дегустатором, потому что готовил что-то новое. Каждый раз, как он смешивал какие-то ингредиенты для соуса, или добавлял специи в само блюдо, ко мне тянулась ложка с длинной ручкой, деревянная такая — знаете, как у профессиональных шеф-поваров. Я вроде бы не делала ничего сверхважного, но всё равно чувствовала себя частью процесса: для нас, людей, которым по природе своей свойственен стадный инстинкт, это было очень важно. Я всегда любила быть частью чего-то, будь то семья, дружеский коллектив или коллеги — ну, если последние у меня будут, конечно.