— Это не мой сюжет. Предпочитаю сильных героинь, которые переживают удар и двигаются дальше. А вам рекомендую сходить. Очень познавательное зрелище, — пододвигаю обратно по столу билеты и выхожу из кабинета, аккуратно и тихо прикрыв за собой дверь.
Слава всем богам, рабочий день заканчивается быстро. Вот только, сидя в машине на стоянке, я не нахожу в себе сил ехать домой. Там меня ждёт Дарси, а ещё… воспоминания. Мы с Никитой проводили большую часть времени в моей квартире. К подругам тоже не поехать, у каждой свои дела, своя семья…
Пока размышляю, руки сами собой заводят авто, выворачивают руль, и только повернув со стоянки, я понимаю, куда еду — к Соболевскому. Нельзя мне к нему. У него слабое сердце, начнёт переживать… Но несмотря на все аргументы, приезжаю к знакомому дому и поднимаюсь на нужный этаж.
— Аннушка! — старик, открывший мне дверь, моментально становится серьёзным, видя моё лицо. — Что случилось, дорогая моя?
— Помогите мне, Герман Эдуардович.
Прихожу в себя я только спустя полчаса. До этого действовала, как механическая кукла. Герман успевает втащить меня в квартиру, усадить в кресло. Заваривает крепкий сладкий чай, вливает туда несколько ложек коньяка, а потом просто сидит рядом и внимательно слушает.
Я рассказываю всё с самого начала. Запинаясь, повторяю слова Добрынина, сказанные Марго в кабинете, говорю и про билеты в театр, и про свою реакцию. На этом месте Соболевский мрачно и зло хмыкает, но смотрит на меня даже с какой-то гордостью. И только выговорившись и выпив весь чай, понимаю, что меня, наконец, немного отпустило. Правда, плакать так и не захотелось — а я-то думала, что буду рыдать, размазывая слёзы и сопли по щекам.
— Простите меня, Герман Эдуардович, — вздохнув, отставляю в сторону чашку и смотрю на молчащего мужчину. — Загрузила я вас своими проблемами. Спасибо, что выслушали. Мне… нужно было вам рассказать. Вы только, пожалуйста, не переживайте из-за всего этого. Я справлюсь!
— Дорогая моя, я и не сомневаюсь, что вы справитесь, — Соболевский встаёт и прохаживается по комнате, о чём-то глубоко задумавшись. — Я только хотел бы знать, как именно вы собираетесь справляться?
— Э-э, — я растерянно пожимаю плечами, потому что вопрос ставит меня в тупик.
— Вы что же, собираетесь уволиться?
— Конечно, нет! — выпаливаю резко, но тут же сникаю.
Не представляю, как в ближайшие дни буду работать. А ведь никуда не деться — всё равно придётся как-то общаться с заведующим. С трудом сдерживаю стон и утыкаюсь лицом в ладони.
— Конечно, нет, — повторяет за мной Герман. — Я и не думал, что вы это сделаете. И игнорировать главного хирурга вы тоже не сможете, ведь так?
— Так, — киваю уныло.
— И он не сможет, — Соболевский смотрит на меня внимательно, я открываю было рот, но он продолжает: — Поверьте мне. Не только не сможет, но и не захочет — особенно когда до него дойдёт, что он натворил. Аннушка, вам сейчас очень больно. Я вас понимаю и не буду даже пытаться оправдывать Никиту, тем более что оправданий его поведению нет. Но мозги у него на месте. Во всяком случае, встанут на место, когда перестанут кипеть от ревности, — мужчина хмыкает. — И я не берусь предсказывать, что он сделает в попытке вернуть вас.
Я не согласна с этим, но решаю не возражать. Мы молчим некоторое время, а затем Герман добавляет:
— Лучшее решение для вас сейчас — уехать.
— Куда уехать? — ошеломлённо вскидываю на него глаза. — И как? Это надо брать отпуск, а как без предупреждения, да и я не могу…
— У вас есть неиспользованные дни отпуска?
— Да, есть, но…
— Отлично, — Соболевский берёт телефон. — Дорогая моя, мне нужно сделать несколько звонков, а вам неплохо было бы перекусить. Не сочтите за труд, если я попрошу вас разогреть ужин и накрыть на стол? Я к вам присоединюсь чуть позже.
— Конечно, — я в растерянности поднимаюсь и иду на кухню.
Нахожу в холодильнике суп, тушёное мясо. Параллельно решаю порезать салат в качестве гарнира. Краем уха слышу, что Герман в комнате действительно с кем-то разговаривает по телефону, но звукоизоляция хорошая, и слов не разобрать. Впрочем, я и не пытаюсь прислушиваться — расскажет сам, если захочет.
Всё уже готово и стоит на столе, когда Соболевский, наконец, заходит на кухню.
— Аннушка, вы постарались на славу! — улыбается мне и кивает на стул. — Садитесь, дорогая моя.
— А… — начинаю было, но договорить мне не дают.
— Сначала поешьте, — тон непреклонный, поэтому я решаю не спорить.
Мы ужинаем, я жую сначала через силу, но постепенно аппетит всё-таки появляется. Потом Герман Эдуардович убирает со стола, велев мне посидеть, и я даже немного расслабляюсь, глядя, как он ставит чайник и заваривает чай.
— Ну а теперь, Аннушка, пишите, — старик принёс обычный лист формата А4, ручку, положил передо мной.
— Что писать? — растерянно гляжу на него.
— Заявление на отпуск сроком на десять дней. На имя главврача. Дату ставьте завтрашнюю.
Я молча выполняю то, что мне сказали. Ставлю точку, расписываюсь. Пододвигаю бумагу Герману.