— Почему ты не вышел тогда из подъезда?
— Из какого подъезда, ты свихнулся? — майор смотрит на меня недоумённо.
— В тот вечер вы зашли в подъезд, но ты не выходил оттуда…
— Ясненько, — тянет эта сволочь. — Столько с ней работаешь, а так про неё ничего и не понял. Устроил ей сцену ревности, придурок? С какой стати я должен тебе что-то объяснять? Я ушёл от Ани через несколько минут. А вот что произошло потом — не твоё дело. Так что можешь вообще-то успокоиться. А хотя нет, не успокаивайся — живи теперь с этим.
Он садится в машину, я на автомате делаю несколько шагов назад и смотрю вслед, ничего не видя.
Эту ночь я запомню на всю жизнь. Не сомневаюсь, она мне ещё долго будет сниться в кошмарах.
Осознание того, что я наделал, накрывает с головой. Куда не повернись, со всех сторон вина полностью моя. И как выбраться из ямы, в которую загнал себя собственными руками, я не имею ни малейшего представления.
Шаг за шагом препарирую своё поведение за последние несколько месяцев. Был бы я трупом в анатомичке — на фрагменты бы сам себя разобрал. Как у любого врача-клинициста, с анализом и выстраиванием логических связей у меня всегда всё было в порядке. Ну и где в таком случае, спрашивается, были мои мозги?
Я ведь даже не могу толком сформулировать, почему так вёл себя с Аннушкой. Точнее, мне-то казалось, что я просто требователен, потому что в нашей профессии нет места ошибкам. А она — одна из тех редких людей, кто рождён быть врачом, должна быть строга к самой себе и развивать свои способности. Но почему моя строгость к ней приобрела такие формы?
Или, может быть, всё дело в том, что я с самого начала знал, что не смогу остаться к ней равнодушным?
Итоги ночных размышлений неутешительные.
Признать вину — полдела. Что мне делать дальше? На этот вопрос ответа у меня нет.
С утра, выпив крепкий чёрный кофе, выхожу на улицу. Здания плохо видны из-за тумана, в воздухе висит сырость. Подхожу к своей машине и обнаруживаю сзади, возле багажника, пацана и девчонку. Явно младшие школьники, лет по семь-восемь.
— Что такое? — спрашиваю ровно, стараясь не напугать детей.
Знаю, что выгляжу после бессонной ночи так себе. Мальчик, вздрогнув, оборачивается, я вижу русую чёлку и голубые глаза. Сердце пропускает удар. Мотнув головой, чтобы отогнать воспоминания, повторяю:
— Ребят, что вы здесь забыли? В школу не пора?
— У вас там… — мальчик машет рукой вниз.
— Что? — приседаю возле колеса и вижу под крылом грязное клочкастое нечто и круглые жёлтые глаза.
Глава 21
Добрынин
— А ну-ка, — тяну руку, и шерстяная варежка шипит, с трудом разевая рот.
Достаю из кармана перчатки, которые сунул сегодня с собой. Но царапаться у этого создания сил явно нет, поэтому легко вытягиваю слегка сопротивляющегося котёнка из-за колеса.
— Ваш? — спрашиваю для порядка, хотя и так ясно, что трясущееся существо, которое держу за шкирку, уличное.
— Нет, — со вздохом говорит мальчишка, беря за руку свою подружку. Или сестру? — мы его случайно заметили. Вы… вы его выбросите, да?
Смотрю на эту парочку и вижу, как у девочки глаза начинают наполняться слезами. О нет, только не это! Не выношу женских слёз! Даже если речь идёт о семилетней кнопке.
— Нет, — вздыхаю тяжело, — не выброшу.
— Честно? — пищит кнопка.
— Честно, — киваю. — Отвезу сейчас в ветеринарную клинику, там его подлечат.
— Хорошо, — важно кивает пацан. — Ну, мы пойдём тогда! До свидания! — тянет за собой девочку, та шмыгает носом, улыбается, показывая дырку на месте выпавших передних зубов, и я невольно улыбаюсь в ответ.
Затем перевожу взгляд на свою находку и опять вздыхаю.
— Поехали, — усаживаюсь в машину и нахожу в навигаторе ближайшую ветеринарку. Перчатки приходится пожертвовать дрожащему котёнку, которого я посадил впереди. Подумав, включаю подогрев сиденья и аккуратно трогаюсь с места.
Хорошо, что до клиники ехать недалеко. Паркуюсь, сгребаю пригревшуюся животинку и захожу в здание.
— Кто тут у вас? — молодой врач, который принял нас почти сразу, осматривает мелкого на столе. Котёнок старательно шипит и топорщит слипшуюся шерсть.
— На колесе эту мелочь нашёл, — оттягиваю рукав над часами, времени до утреннего совещания почти не остаётся.
— Да, они туда частенько залезают, холодно сейчас становится, — кивает ветеринар.
— Слушайте, мне на работу пора, что с ним делать? — нетерпеливо притопываю ногой.
Ветеринар внимательно глядит на меня, хмурится, пожимает плечами.
— Мы не можем оставить у себя всех животных. И пристройством заниматься, сами понимаете… — разводит руками.
Вздыхаю в который раз за сегодняшнее утро и кошусь на свернувшееся на моей перчатке недоразумение.
— Я понял. Сделайте всё, что нужно, я заплачу.
— Вы имеете в виду, усыпить? — мрачно спрашивает мужчина.
— Почему усыпить? — смотрю на него озадаченно. — Что там нужно котам? Прививки, глистогонное. Помыть тут у вас его есть где?
Ветеринар расслабляется и кивает.
— Ну и хорошо. Вечером заеду, — разворачиваюсь и иду на ресепшен.
Быстро оплачиваю приём и остальное, что вносит мне в чек девушка-администратор, и еду в больницу.