Заноза Его Величества-2

— С удовольствием на это посмотрю. По рукам, — протягиваю я ему ладонь. И получаю звонкий, жёсткий удар.

«Ах ты упрямый сукин сын», — трясу я занывшей кистью, когда дверь за ним закрывается. Всё же рука у Барта всегда была тяжёлой, но характер — ещё тяжелей.

И пусть Барт знает Дашку лучше меня, Гриф знает все ходы и выходы в этом городе, зато я знаю одну иномирную поговорку, которой научила меня та, что одна знает, что я за ней приду всё равно:

Если гора не идёт к Магомету,

Она тысячу раз пожалеет об этом.

Глава 29. Даша

Сменяются зимы и леты,

то дождик, а то снегопад,

Но только все ждут Магометы

А горы стоят и стоят...

После трёхдневного подвального заточения у меня началась новая жизнь.

И с первого же дня на кухне я подтвердила собственную теорию на счёт Моны: вся эта большая семейная пекарня по сути держится на ней.

Она знает, где что стоит, что куда нести и ставить. Что уже привезли, а что нужно заказывать. Сколько, куда и чего уже отправлено, а какие клиенты ещё ждут. Когда стоит выйти в зал, потому что два продавца откровенно не справляются, а когда, наоборот, одного можно отпустить отдохнуть.

Она словно часовой механизм этой пекарни задаёт ритм. И словно сердце, толкает по жилам этого живого организма семейного дела кровь, то замедляя, то ускоряя пульс.

Папаша Монро, хозяин этой семейной пекарни, дюжий мужик двухметрового роста с широченными плечами и огромными кулаками, которыми он всю жизнь месил тесто, а не размахивал, явно наградил своими генами Джулию. А Моне досталось хрупкое материнское телосложение и спокойный доброжелательный нрав.

Мне повязали на голову косынку, чтобы из-под неё не выбился ни один случайный волосок и не упал в тесто. На грудь повесили большой полосатый фартук, чтобы ни одна щепотка муки не попала на одежду. И нацепили нарукавники, чтобы, как только моя разноска будет готова, я всю эту униформу быстренько скинула, и вся чистенькая и при параде отправилась «в люди».

А пока пеклись пирожки, с утра мне доверяли самое простое: укладывать по ягодке в центр похожего на курабье печенья. Или вырезать формочкой из огромного раскатанного пласта теста фигурки. Или мыть посуду, которая, как на любой кухне, не заканчивалась.

Только я была бы не я, если бы не внесла в этот тяжёлый ручной труд некую долю механизации и новых знаний. Например, показала, как вилкой зажимать края чебуреков. Вспомнила про целую грядку щавеля на заднем дворе и наварила из него джем. Да что там щавель! Я вспомнила даже рецепт лукового варенья, что в условиях надвигающейся зимы и отсутствия местных фруктов, было как нельзя кстати.

Было приятно чувствовать себя частью этой дружной семьи. И, к счастью, кондитерская “Выпечка Монро” откровенно процветала.

Магазин занимал весь первый этаж. Кухня — нулевой, такой, как в Питере, подвальный, пограничный, когда в окна видны только ноги прохожих. В настоящем подвале, где я провела три первых дня, полки ломились от припасов, заготовленных и закупленных на зиму. А верхних три этажа занимали жилые комнаты хозяев, наёмных работников, к которым отнесли и меня (да, да, ура! мне даже платили!) и прислуги.

Вот только на словах торговать с разноски на улице казалось проще.

Когда же я первый раз вышла с этим тяжеленным лотком на шее, то до центральной площади даже не дошла.

Оказалось, что по шумной улице проталкиваться сквозь толпы таких же разносчиков с выпечкой, скобяными изделиями, мелкой деревянной утварью и всеми видами зазывал совсем непросто.

Сквозь толпы зевак, даже с помощью молчаливого и широкоплечего Нила, слуги, который выполнял в доме всю тяжёлую работу и не был немым, но всё же втайне получил от меня прозвище Герасим, я прорвалась к собору как раз к концу всего действа и единственное, что мне удалось увидеть — это хвост королевской лошади.

На следующий день я поступила умнее: и товару взяла поменьше, и по сторонам старалась не глазеть. И хотя пропускать мимо ушей плач больных детей, жалобы и ругань было непросто, первым делом мы с Нилом дошли до площади. Но таких пронырливых и умных, как я, там уже оказалось столько, что место нам досталось на отшибе, а сквозь кордон охраны было не протиснуться. И хоть я точно видела, как внимательно мой король осматривает толпу, разглядеть меня в тёплом плаще, косынке и за спинами людей даже с коня не мог.

Но, как говорится, дорогу осилит идущий. И день на пятый, освоившись и изучив маршрут, которым он выходил, а потом и выезжал, я повесила свой рабочий лоток на Нила и, скинув с головы капюшон, пошла навстречу моему королю налегке.

— Раздувай ветер мне платье… Согревай дыханьем своим, — пелось мне, стоя в толпе.