Заноза Его Величества-2

Хотя холодный ветер и раздувал всего лишь мои волосы. Но быть яркой блондинкой в толпе чёрно-серых одежд на фоне грозящего вот-вот разразиться снегом неба — это такое неоспоримое преимущество, что даже если меня не заметил король, человек десять из его охраны точно следили за мной не отрываясь, выворачивая шеи, пока их конный кортеж, цокая копытами, пересекал площадь.

«Дорогой мой! Я сделала всё, что смогла. Я сделала даже невозможное. Если и сейчас ты меня не заметишь, значит, так я тебе нужна», — вот и всё, что я ему мысленно сказала, снова натягивая на голову капюшон.

Только он заметил. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Но то, как на пару секунд он закрыл глаза, как облегчённо выдохнул, сказало мне больше, чем любые его слова.

И я ждала кого угодно, Зенона, Юстина, Салазара, Ленара, даже Грифа, но только не его самого. Но он пришёл сам.

Мы с Нилом едва успели сдать выручку. Я получила свои кровно заработанные и даже ещё не присела, только сбросила на стул плащ, когда в дверь комнаты постучали.

— Лола, ты здесь? — взволнованный голос Моны.

Эти нервные вибрации доходят до меня даже через дверь. А когда я её распахиваю, нас обеих впору держать — так подкашиваются ноги.

— Он разговаривает с отцом, — выдыхает Мона. — Не о тебе. О делах. И вроде собирается пойти по близлежащим лавкам.

— Ты-то чего так нервничаешь? — всё же первая беру я себя в руки.

— Не знаю, наверно, волнуюсь за тебя.

— Не волнуйся, — обнимаю я её. — Поверь мне, самое страшное уже позади.

И сама не знаю, почему я так в это верю. Настолько верю, что, подмигнув себе в зеркале, уверенно спускаюсь вниз.

Даже не знаю откуда во мне это спокойствие. Эта безмятежность морской глади, с которой я останавливаюсь в дверях. Эта лёгкость солнечного зайчика, с которой поднимаю на него глаза, словно ослепляя солнечным лучиком. И невозмутимость пистолетного дула, с которой я приговариваю его к себе, когда наши взгляды встречаются, раз и навсегда.

Я знаю, что он осёкся на полуслове.

Он знает, что повисла неловкая пауза.

Мы оба знаем, что на нас сейчас смотрят все в этом зале, но нам обоим на это глубоко плевать.

— Ваше Величество, — приседаю я в реверансе.

— О, простите, — суетится, ничего не понимая, добряк Монро. — Это Лола…

Но дальше он всё равно не знает, как меня представить, чем только усугубляет свою неловкость.

— Спасибо, — кивает ему мой король, не сводя с меня глаз. — Мы знакомы.

И протягивает мне руку. Как хорошо мне знаком этот жест. Как легко я читаю по его глазам: «Иди сюда!» И точно знаю, что ослушаюсь. Как всегда.

— И даже не думай об этом, — подтягивает он меня к себе за талию, так и не получив мою ладонь, и склоняется к уху: — Один раз я тебя уже отпустил. Второй раз эту ошибку не совершу.

— Я могла бы поспорить, — ноги у меня конечно, подкашиваются, но мой разум и язык без костей всё ещё при мне.

— И я готов слушать это хоть до конца своих дней, но только не здесь, и не сейчас.

— Что даже чаю не попьём? — усмехаюсь я.

Но он не даёт мне договорить. Запрокидывает голову и впивается в губы поцелуем. Таким обжигающе сладким поцелуем, что я кажется стеку сейчас из его рук на пол, как горячее повидло из разломленного свежеиспечённого пирожка. Боже, как я по нему скучала! Господи, как же я его всё-таки люблю!

И всю силу своего чувства я вкладываю в пощёчину, которой отвечаю на его поцелуй. За всё, что я тут понадумала за эти дни. За ожоги на моих руках. За то, что он шёл так долго. За все мои бессонные ночи. За слёзы в подушку. За синяки от этой чёртовой разноски. За всё, лядина ты эдакая! За всё, твою мать! И я, конечно, понимаю, что материться плохо, но иногда мою жизнь одними блинами и хренами не опишешь.

И если, когда он меня целовал, тишина в зале кондитерской стояла мёртвая, то теперь, кажется, мертвецы померли второй раз и стало ещё тише.

Только эту потустороннюю замогильную тишину после хлёсткого звука пощёчины взрывает его смех. Смех, с которым он прикладывает ладонь к щеке и смотрит на меня как на непослушного ребёнка. Любя. Гордо. Всепрощающе.

— Господин Монро, не сочтите за неуважение, но это моё. Это точно моё, — перехватывает он меня двумя руками так, чтобы даже у слепых не осталось сомнений, о чём он говорит. А у меня — никакого желания сопротивляться. — Я забираю её с собой.

Стоит ли говорить, что ни возразить, ни даже просто ответить Монро не рискует.

И меня не просто выводят из пекарни под белы рученьки. Нет, он выносит меня на руках. Сам.

Как есть, в одном платье. На холод. Усаживает на коня. Запрыгивая следом, укрывает нас своим тёплым плащом.

— Давай в то, что ты ничего не помнишь, поиграем в следующий раз, — перехватывает он поводья и пришпоривает коня.

— Мужчина, а вы кто? — конечно, не отказываю я себе в удовольствии тут же ухватиться за эту возможность.

— В нашем мире не говорят мужчина, — улыбается он. — Только «мой господин», а лучше «мой король». И только с придыханием.

— А вот хрен тебе! — морщусь я, гордо отворачиваясь.