— Она вернулась, пап! — тянет его вниз Карл. — Вернулась! Дарья Андреевна!
— Ох, ты ж, твою мать, — уже готовый слететь вниз, спохватывается благородный дон, что он без портков, в одних семейных трусах в полоску да майке-алкоголичке, как и полагается порядочному семьянину.
Глава 38. Даша
— Ну, ну, Карлито, — глажу я по голове распластавшегося на моей груди и расчувствовавшегося, чего с ним никогда не бывало, фея.
— Я думал, вы погибли. Думал, мы вас больше никогда не увидим, — всхлипывает он.
— Не дождётесь! — взлохмачиваю я его бирюзовые кудряшки, а когда он взлетает, чтобы отвернувшись, вытереть слёзы, приседаю к Мариэль, протягивающей мне нежно-голубые «ландыши». — Какая красота! — в первую очередь тянусь я к ним носом.
— Это пушкиния, она не пахнет. Здесь лес решил, что уже пришла весна, — опускается рядом со мной на траву феечка, возраста матери Карла, но очень грустная. — Сначала отцвели адонисы, теперь ландыши и пролески. А это белоцветник, — добавляет она к моему букетику ещё цветок с трогательными зелёными пятнышками на уголках колокольчиков.
— Донья Росарио, — кланяется женщине дон Орсино, прежде чем поздороваться со мной, а потом уж, не позволив себе большего, преклоняет колено. — Дарья Андреевна, как я рад! Как безумно рад, что все наши самые худшие опасения не оправдались. Ну, рассказывайте, рассказывайте, не томите, как всё прошло. Где же вы были? Вас и не узнать! Неужели это и правда вы? — не даёт он и рта мне раскрыть, размахивая руками. — Друзья мои! Она жива! Она вернулась! — обращается он ко всё подлетающим и подлетающим феям, пока я устраиваюсь поудобнее на траве и усаживаю себе на колени Машку.
— Всё прошло отлично. Спасибо вам огромное. И получилось в лучшем виде.
— Ну вот видишь, Росарио, — обращается он к грустной феечке. — Раз Дарья Андреевна вернулась, то и Амато вернётся.
— Амато? — поворачиваюсь я к донье.
— Мой сын, миледи, он пропал.
Я не исправляю её это обращение. Так ли уж важно, как они меня зовут, когда у женщины сын пропал.
— Пропал? Давно?
— Незадолго до того, как запланировали ваше возвращение, — лезет она в карман платья и достаёт зачитанную записку.
— Форте, — увеличивает её дон Орсино, чтобы я могла прочитать.
И среди орфографических ошибок и каких-то революционных лозунгов, что раз теперь равные права у всех, то Амато не желает сидеть в стеклянной клетке в королевском дворце и будет жить где он хочет, я читаю, как он просит его не искать и никого не беспокоить его исчезновением, особенно Его Величество. Это его решение и только его.
— И сколько же лет этому повстанцу? — возвращаю я письмо.
— Восемнадцать, миледи.
— Подходящий возраст, чтобы покинуть родительское гнездо, — киваю я ободряюще. Но сказать, что мне это не нравится — ничего не сказать. — И он ушёл один?
— Один, — кивает мать Амато, но дальше говорить не может из-за слёз и за неё продолжает дон Лаэрт, тоже присоединившийся к нам.
— Сначала мы думали, что он вернулся в лес. Ведь как раз в это время заканчивалось строительство нашего нового дома, — показывает он вокруг, — мы переместили сюда часть деревьев, целые островки первозданного Живого леса.
Решив, что это как раз удачный момент осмотреться, я тоже кручу головой по сторонам.
И правда совсем как в лесу, только подпиленные верхушки деревьев удручающе упираются в стеклянную крышу, а домики, что раньше были среди ветвей, аккуратными рядами, как в общежитии, прикреплены к стенам. Я насчитываю около двадцати в разном удалении друг от друга с этой стороны. Слышу даже звук льющейся воды искусственного родника и небольшого ручья, что я сразу не заметила.
И, конечно, понимаю, почему нет особой радости на лицах фей, ведь жить им приходится в этом зоопарке вынужденно, но, в конце концов, здесь тепло и почти аутентично, а что ждало их в настоящем лесу? Смерть.
Смерть… прямо холодком пробирает меня, когда на лице матери пропавшего феёныша я вижу отголоски этого страшного слова. Вижу, что она уже потеряла надежду, что уже скорее оплакивает, чем ждёт своего сына.
— То есть он ушёл один? И оставил только эту записку?
— Да, я нашла её в нашем домике, там, в лесу, — кивает мать.
— И вы, конечно, в точности сделали всё, о чём он просил? — пересаживаю я Мариэль, отсидевшую мне одну ногу на другую. — Не стали его искать и ничего не сказали Его Величеству?
Молчаливое покачивание голов красноречивее слов.
«С возвращением, дорогая Даша, в королевскую жизнь! Ну и ты заходи!»
— Ясно, господа феи, — киваю я. — То есть предположений куда он мог полететь ни у кого нет?
— Куда угодно, — разводит руками дон Орсино.
— А ты что скажешь, Карл? — наблюдаю я за этим оболтусом, удручённо пинающим камень.
— Я не знаю, — включает он режим «отвалите от меня», но с ним, разумеется, мы ещё потолкуем один на один.
— Мариэль? — поворачиваю я голову к девочке, когда она хватает меня за руку, словно хочет что-то сказать.
Но не говорит, а прикладывает ко рту пальцы и качает головой, изображая, словно играет на дудочке.
— И что это значит?