Заноза Его Величества-2

— А ты не знаешь? — удивляется он. — Тогда скажу за поцелуй.

— Говори сейчас. А поцелуй дома верну. Здесь всё же церковь… рядом, будем вести себя прилично.

— Ага, щаз, — кивает он, подставляя губы.

— Судя по твоему хитрому лицу, — я тоже и не думаю сдаваться. — Тут написано: «Осторожно, злая собака!»

— Ничего-то от тебя не утаишь, — ржёт он.

— Говори, а то сама узнаю, — прищуриваюсь я.

— Пять минут как невеста и уже даже целовать не хочет, — усмехается он, стуча по крыше кареты в знак того, что можно ехать, а потом прижимает меня в себе. — Ты правда не знаешь?

— Иди сюда, — устав спорить, облизываю я его губы. Такие родные. Такие желанные. Любимые. Требовательные. Мои. И честное слово, они стали слаще.

Как всё же он был прав, что настоял. Что-то действительно в этом есть — почувствовать себя невестой. Что-то глубокое, правильное, настоящее. И восхитительно, опьяняюще приятное — быть невестой Георга, мать его, Пятого.

— Спасибо! — разрываю я поцелуй, чтобы сказать ему это. — Спасибо, что предложил.

— Спасибо, что согласилась, глупышка моя, — целует он мою окольцованную руку. — Нет, на самом деле ты, конечно, очень умная. Но такая глупышка.

— Да, — покорно соглашаюсь я. — Я даже не знаю, что здесь написано, — снова показываю я кольцо.

— Здесь написано: «Собственность Георга Рекса Пятого». Вот видишь, — показывает он на надпись «Pos.GRV».

— А дальше? «Прошу вернуть за вознаграждение?» — улыбаюсь я.

— Какое ещё вознаграждение? Немедленно, безоговорочно, под страхом смертной казни вернуть!

— А у тебя на кольце? Что ты моя собственность?

— А ты сомневаешься? — усмехается он.

— Можно я тебе кое в чём признаюсь, Георг Рекс Пятый, в качестве подарка к помолвке? — разворачиваюсь я к нему всем корпусом. — Я ни черта не понимаю по твоему лицу. Когда ты шутишь, а когда нет. Когда врёшь, а когда говоришь правду. Так что знай, если ты мне изменишь, я всё равно не пойму это по твоей невозмутимой роже.

— Тогда я признаюсь сам, — подтянув меня к себе, шепчет он в самое ухо. — Я её даже не поцеловал. Слышишь? Даже не поцеловал. Не смог.

Я зажимаю уши, но уже поздно: я всё слышала. И он даже не уточняет о ком он говорит, потому что понимает, что я это понимаю.

— Но хотел? — не могу я, конечно, промолчать.

— Да. Но она не ты, — упирается он лбом в лоб. Скользит по виску, по щеке, зарывается носом в ямочку ключицы. И замирает там, тяжело, устало, печально вздохнув.

— А про ту девушку, что ты любил раньше, расскажешь?

— Я расскажу тебе всё. Ты ведь не угомонишься, пока не узнаешь, хоть и будешь усиленно отрицать это, — улыбается он. — Ведь я даже не сказал, что любил её.

И даже не знаю, что мне теперь хочется знать больше: историю о том, как он был влюблён (а он был влюблён, чёрт побери!) или подробности того, за что я их с Катькой заочно уже простила.

Но всё это мы решаем перенести на потом. Сегодня мы слишком устали даже для секса. Так и засыпаем, вернувшись домой, как дети, пожелав друг другу «Спокойной ночи!» и прижавшись друг к другу на нашей огромной кровати.

Без снов. Без мыслей. Без задних ног.

Глава 56. Даша

— Ваша Милость! Ваша Милость! — настойчивый шёпот и трясущая меня за плечо рука всё же заставляют меня проснуться.

— Что случилось, Фелисия? — с трудом разлепляю я глаза.

— Она зовёт вас. Эрмина. Она очнулась и зовёт только вас, — шепчет служанка.

«Интересно это уже новый день или всё ещё продолжается бесконечный предыдущий?» — буквально заставляя себя двигаться и держать открытыми глаза, одеваюсь я.

И оставив своего короля досыпать — «Чёрт! Жениха!» — я бреду по лестницам сонного замка.

— Я вас оставлю, — дождавшись меня, вежливо удаляется Шако.

А я двигаю стул ближе Эрмине, всматриваясь в лицо, бледное, белое как наволочка, на которой покоится её голова.

— Привет, — сжимаю её ледяную руку.

— Спасибо, что пришла, — открывает она глаза.

Лицо спокойное, усталое и грустное. Голос, хоть и тихий, тоже ровный, без хрипа и одышки. Но меня поражают глаза. Даже в свете сереющего за окном утра видно, какого они чистого бирюзового цвета, который я раньше не замечала.

А ещё я замечаю старость. Ей словно добавили все те сотни лет, что она на самом деле прожила. Так она сморщилась, высохла, похудела.

— Спасибо, что не умерла.

— Это ненадолго, — вяло сжимает она мою руку. — Рада за вас с Георгом. И прости меня.

— Эрмина, мне не за что тебя прощать. Я жива. Я вернулась. Я моложе на двадцать с лишним лет, чем была. Я обручена с человеком, ради которого и второй раз умерла бы. И он меня любит. Вольно или невольно, но всё это благодаря тебе…