Правда, первой в зал врывается охрана, чтобы избежать возможные беспорядки, а потом уже, прикрывая собой, Барт разрешает пройти и нам с Машкой. Даже для меня, что раньше видела Эрми на гобеленах только девочкой — это так волнующе: видеть её взрослой, юной, стройной, гибкой, рыжеволосой. А ещё — смотреть на обомлевших, по-настоящему уверовавших людей.
Особенно на Барта, ошарашенно застывшего у полотна.
— Так она действительно есть на этом гобелене? — оглядывается он.
— Да, генерал, да, — хлопаю я его по плечу, глядя на рыжую девушку, поверившую в то, что она нужна этим людям настолько, что решила явить себя миру.
Но только дождавшись, когда Шако впустит нас с Машкой в палату, я смогла себе это сказать: «Всё же мы сделали это!»
— Эрми! — со всей непосредственностью ребёнка забирается к ней на колени Мариэль.
— Отлично выглядишь, ведьма! — сажусь я на стул, который так и стоит тут с утра.
И честно, глядя на эту женщину лет пятидесяти, с блестящими, искрящимися золотыми искрами волосами, сама не верю, что у меня получилось.
— Богини не умирают, Эрминаль! Особенно если в них верят и по-настоящему помнят, и любят. Ты нужна нам.
— А ты упрямая, Дар! — качает она головой, щекоча Машку.
— Не люблю быть должной, — улыбаюсь я, глядя на то, как она ожила, окрепла, помолодела. — Теперь мы в расчёте.
— С лихвой, — улыбается Эрмина.
— Чувствую, однажды вы меня убедите, что она существует, эта магия, — качает головой Шако.
Но что-то мне подсказывает, он уже знает: в этом мире магия точно есть.
Главное — в неё верить.
Глава 58. Георг
Известие о том, что в городе устроили какой-то «шабаш» или «флэш-моб» в поддержку Эрминаль застало меня аккурат за обедом с Шарлотой де Бри. И я вынужден был отлучиться, чтобы прочитать это сообщение от Барта, обматерить его мысленно за все эти иномирные словечки, которые он перенимает у Дашки, и поспешно настрочить ответ.
«Боги, ну что за женщина! — искренне восхищаюсь я своей невестой, запечатывая письмо. И улыбаюсь. Невеста! — Вот только бы ещё поменьше «сердечек» да разных «рожиц» рисовала в государственных документах».
Но ей всё можно. Она воистину Дар, как её уже успели прозвать в народе. Воистину дарованная мне богами. Как я мог не догадаться сделать нашу слабость нашей силой? Сейчас, когда она сказала, что надо отправить с Дамианом больных ветрянкой солдат и устроить так, чтобы они оказались в расположении имперских войск, это кажется мне таким очевидным. Конечно, Дамиан это не организует, а вот Роберт — да. Впрочем, организовать — это как раз моя забота. Главное, что она это подсказала. И тянуть нельзя, чтобы как раз ко времени переговоров армия императора стала недееспособной, и эта ситуация напугала его до смерти. И это так просто, что гениально. Нет, я не люблю её, я её боготворю!
— Шарли, — едва сдерживаю я довольную улыбку, занимая место за столом кают-компании.
— Получил хорошие новости, Серый Пёс? Ах, прости мои старые привычки, Георг, — поднимает она бокал с вином, откровенно кокетничая.
Да, в ту пору, когда мы только познакомились, меня действительно ещё звали Серым Псом, вот только не она.
За эти годы она стала лощёнее. Увереннее в себе. Твёрже. Особенно сейчас, когда её муж болен и прикован к постели, а она взяла на себя обязанности главы государства. И все её способности раскрылись, засияли огранкой опыта и доверия мужа. Впрочем, она его доверие заслужила. И пусть никогда не любила, но никогда и не предавала.
Теренсу было под пятьдесят, а мне двадцать три, когда наш небольшой отряд был нанят, чтобы доставить ему с мятежного юга Дуоса юную невесту, Её Высочество Шарлоту Яворскую и тем положить конец противостоянию маленькой, но гордой страны и спокойного, как кит, континента, которому эти яворцы мелко пакостили: портили груз, обстреливали корабли, якобы незаконно вторгающиеся в их воды. Но, получив богатый выкуп за невесту и поддержку, наконец, успокоились, а вернее переключились на соседей.
Тогда она была испуганной черноглазой девочкой с тугими чёрными косами, которые ей обрезали в знак покорности отцовской воле и преподнесли будущему жениху отдельно от невесты. И Шарлотта всю дорогу оплакивала свои волосы, а добрый Справедливый Теренс сразил её тем, что сокрушался над столь варварским обычаем больше её самой.
Сейчас она стала уверенной в себе красавицей, отрастившей заново свои волосы, а заодно, возможно, зубки и коготки, которые она без нужды не показывала. И по моим данным имела только одну слабость — Маркус Илларион Йонг де Госс, больше известный как Маркус Брин.