Заоблачный Царьград

Ее защита, брат Добрыня, ушел на Царьград под предводительством князя во главе собственной дружины. Он достиг небывалого для древлянина положения и приказал ей не бояться злодеев. Он теперь слепо верил в будущее их племени под покровительством великого князя, ему внушили миф о неразделимой судьбе славян и варягов. Добрыня не видел ныне иного пути для древлян, кроме строительства государства русов, способного одолеть несметные рати в дальних походах.

Княгиня Ольга тоже была добра к ней, предлагала даже приставить стражу от назойливой опеки коварного Свенельда, а еще привить благоговение перед невидимым Богом, Который лишь один все видит и чурается бесполезных идолов, Который прощает врагов и блудниц и Которого нельзя убить, потому что Он вечен.

Когда княгиня рассказывала про своего Бога, ниспосылающего на избранных Святой Дух, ее глаза озарялись проникновенным светом и Малуша растворялась в ее вере. Но как только княгиня замолкала, на душу ключницы вновь ложились черным покрывалом непреходящее чувство тревоги и безмерная тоска. По родным, по дому, по Домаславу. Где он? Милый сердцу и любый душе, тот, кто приходит во снах и целует так, что не хочется пробуждаться.

Унылая печаль обращала взор Малуши мимо цветущей вербы, дрожащей даже от слабого ветерка, на верхушки вековых сосен, согнуть которые способен лишь ураган с севера. Там, вдалеке, родное Полесье, последнее прибежище свободолюбивых древлян.

Лишь там свобода и истинная защита! Как же влекло ее стремглав бежать в сторону леса, подальше от заплесневелых лачуг и дорогих теремов, от стройных заборов, что вместо спасения занавешивали прекрасный мир, ограничивая его башнями и острогами, через ров, к оврагам и бескрайним лугам под крыло ее возлюбленного! С ним и жизнь весела, и смерть не страшна. Неужто судьба разлучила навеки и не свидеться ей больше с сыном кузнеца, удалым звероловом и искусным ловцом ее девичьего сердца?..

Чайки пролетели над головой и занырнули в воду в поисках пропитания. Малуша увидела плывущий предмет. О боги! Ободок с красной ленточкой, вплетенной в цветки. Точная копия того самого берестяного обруча, что запустила Малуша в реку, чтобы Домаслав узнал его из сотен похожих.

Подросток купал старую клячу неподалеку. Веночек плыл в его сторону. Малуша окликнула парня и попросила достать ей предмет ее любопытства. Паренек исполнил волю красавицы, но, достав венок из воды, резво оседлал свою клячу и сунул босые ноги в стремена. Он поманил девушку за собой едва заметным жестом и, словно заговорщик, прислонил указательный палец к губам, чтобы не было лишних вопросов.

Малуша шла за лошадью как завороженная и скоро оказалась у лодки. Паренек отпустил свою клячу, дав в бок березовым прутом, и сел за корявые весла. Малуша, повинуясь, легла на днище, и он укрыл ее шкурами. Он греб на своей убогой посудине очень долго, его окликали дозорные на берегу и со сторожевых ладей.

– Кто таков? Куда держишь путь?

Он оглашал свое имя и подробно описывал маршрут. Он отвечал, что рыбачил на затхлой челне, что она прохудилась и он задраивал течь, что течение вынесло и он заблудился, забрел далеко от родного городища, что держит путь к реке Уж, притоку Днепра, что улов очень скуден, не хватит на восемь сестер и хворую мать…

А Малуша молчала и боялась даже пошевелиться. В руках она сжимала тот самый обруч и надеялась, что не зря плывет против течения, ведь только так она могла ускорить ту встречу, о которой мечтала. Она не могла ошибиться. Домаслав устроил этот побег, сама бы она не решилась.

Не так скоро челна миновала опасные топи и причалила у заветной тропы. Не успела Малуша ступить на промокшую землю, как увидела лес, освещаемый полной луной, и любимого.

Он бежал к ней из чащи, как витязь из сказки гадалок, демон кудрявый с наивной улыбкой. Скользнула искрой по щеке Домаслава скупая слеза, что исторгли без воли его синие очи, бездонные, словно лазурные реки, и живые, как их водопады.

Его крепкие руки, как ветви столетнего дуба, подхватили Малушу и закружили под тихими звездами лунного неба. Облака разлетелись, и они не хотели мешать мимолетному счастью и хороводам дубов-великанов да ивы плакучей, раскинувшей косы у топи.

Танцу под шелест листвы и падение шишек, в ритме отсчета кукушки и стука настырного дятла, предшествовал долгий поцелуй, похожий на тот, что недавно подарил ей сладкий сон… Луна деликатно смеялась, лаская Полесье неуловимой игрой отраженного света. В его переливах Малуше казалось, что сон продолжался и ей нельзя просыпаться.

– Здравствуй, родная, любовь моей жизни! – Эти уста, этот голос она отличила бы из тысяч. Он словно пел, так ей чудилось вечно, когда раздавался голос ее Домаслава.