— Видел, — не стал отрицать Михаил Юрьевич. — Сразу после ареста пришёл туда убедиться, что это действительно я. Он ведь на меня и донёс.
Яринка издала звук, похожий одновременно на рыдание и рычание. Можно было только догадываться, как она сейчас винила себя в том, что в своё время не уберегла Яна от рокового поступка, не помешала ему освободить Бурхаева. И, чтобы как-то снять с неё хоть часть этой вины, я напала на Михаила Юрьевича.
— Почему вы доверяли Белесому?! Как вообще можно было доверять человеку, которого шантажируете?! Я не хотела, чтобы он ехал с нами, это вы так решили! Вы его чуть ли не главным у нас сделали! А теперь вините во всём Яна?!
Михаил Юрьевич не отвёл взгляд. Твёрдо сказал:
— Белесый — это Сергей по-твоему, правильно? Поверь, у меня были все основания ему доверять, ты просто многого не знаешь. Да, в итоге я ошибся. Но и этой ошибки бы не произошло, не вырвись Бурхаев на свободу. Однако я уже сказал, что понимаю Яна и не виню его. Произошло роковое стечение обстоятельств, и теперь об этом можно только жалеть.
Дульсинея Тарасовна положила руку ему на плечо, защищая от наших с Яринкой нападок.
— Сейчас не время искать виноватых, — сказала она, щурясь от лучей слепящего солнца, как раз забравшегося в зенит. — Нужно уходить. Ребята помогут спустить вещи, и…
— Сначала пусть он, — перебила её Яринка, ткнув пальцем в Михаила Юрьевича, — расскажет нам, как сумел выбраться из тюрьмы и как оказался здесь! А то слишком странно получается.
Наш лидер грустно улыбнулся.
— Думаешь, я веду за собой хвост? Меня подослала полиция, чтобы я привёл её к вам и этим облегчил себе приговор?
Яринка не ответила, но и не стала ничего отрицать.
— Нет за мной хвоста, — спокойно сообщил Михаил Юрьевич. — Да и зачем он нужен? Простите, но вы не настолько важные птицы, чтобы гнаться за вами на край света.
Ага, где-то я это уже слышала. Однако гонятся. Сначала Бурхаев, теперь Михаил Юрьевич. Хотя последний может не гнаться, а скрываться.
— Вы сбежали, да? Сбежали и теперь хотите вместе с нами спрятаться у дикарей?
— Не совсем, — лидер замялся. — Девочки, давайте доберёмся до берега, нас ждёт долгий разговор. Тут неудобно… и небезопасно.
Разумеется, неудобно. Разрушенный мост, постепенно накаляющийся под полуденным солнцем, и тело деда Венедикта слишком настойчиво напоминали о недавно разыгравшейся здесь трагедии. Я и сама была бы рада оказаться подальше и больше никогда не видеть этого проклятого места, но… ещё меньше мне хотелось идти куда-то с Михаилом Юрьевичем. Сказал ли мне это голос-без-слов, или я просто чувствовала усиливающуюся подозрительность Яринки, но теперь знала точно — идти никуда нельзя. По крайней мере, до тех пор, пока не получу подробного объяснения происходящему. И было ещё что-то. Что-то, грызущее меня изнутри, настойчиво и непрестанно, что-то, пока заглушаемое горечью недавней потери, но не желавшее отступать.
И я сказала:
— Нет.
Наверное, очень твёрдо и уверенно сказала, потому что ни Михаил Юрьевич, ни Дульсинея Тарасовна не попробовали меня переубедить, только переглянулись со странными выражениями лиц — одновременно сожалеющими и пристыжёнными.
— Хорошо, — тяжело вздохнул, сдаваясь Михаил Юрьевич. — Я только прошу вас не пытаться понять всё сразу, а поверить мне на слово. Потом, позже, вы во всём разберётесь. И согласитесь, что иначе было нельзя. Так что вас интересует в первую очередь?
Подруга взяла инициативу на себя.
— Как вы оказались здесь, если вас арестовали?
Михаил Юрьевич опять вздохнул и даже слегка закатил глаза, но ответил:
— Меня отпустили вчера. Сняли все обвинения.
Мы с Яринкой озадаченно переглянулись.
— Как это — сняли все обвинения? Почему?
Снова вздох. Долгий и сожалеющий.
— Потому что Бурхаев нажал на нужные рычаги. Он… не последний человек в столице.
— Бурхаев? А он-то здесь при чём? — я окончательно перестала что-либо соображать, а вот Яринка — та, кажется, поняла сразу, поникла, съёжилась, словно ожидая удара. И он последовал.
— Он предложил мне свободу в обмен на информацию о том, где искать своего сына. И на договорённость о дальнейшем сотрудничестве.
Глава 17
Минус четыре
Ночь опустилась над Амуром, безлунная, зато звёздная. Дневная жара, ставшая под вечер невыносимой и раскалившая мост, заставила меня и Яринку трижды спускаться по ступенькам-скобам к воде, чтобы окунуться в неё прямо в одежде. Это приносило облегчение, но я каждую секунду помнила, что где-то внизу, подо мной, на тёмном дне лежит Дэн, безмолвный и неподвижный, разве что его русые волосы колышет медленное течение. Нет, мысли об этом не казались страшными, и я не ожидала, что холодная рука вдруг сомкнётся на моей лодыжке — бояться Дэна, даже мёртвого, было немыслимо — но чувствовала себя предательницей, находя спасительную прохладу там, где мой любимый нашёл смерть. Не знаю, были ли подобные мысли у Яринки, но и она не задерживалась в воде, почти сразу возвращаясь на мост, под безжалостное солнце.