Запад

— Да не собирался я её насиловать! — взревел Белесый и даже привстал на стуле. — Просто потискать хотел, хорошенькая же такая… А я на вахте месяцами…

— В частной охране?

Белесый от неожиданности сдулся и плюхнулся обратно на стул. Забормотал:

— В какой частной? Парень, ты с луны свалился?

— Нет, из Сербии, — тем же ровным голосом ответил Бранко, и у Белесого отвисла челюсть.

— Ааааа… западнюк чё-ли?

— Выходит, так.

— А тут чё? А с ней как?

— Долгая история. Так что там с твоей охраной?

Белесый, вся злость которого уже улетучилась, а в глазах светилось живое любопытство, поскрёб намечающуюся плешь.

— Так на Руси везде одна охрана. Вневедомственная. Почти армия. У нас строго, выходных с гулькин нос, отпуска ещё хрен допросишься, если людей не хватает. Я вот уже третий год без отдыха корячусь. Да и зарплата… вот крыша и едет временами. Была бы семья, оно легче, семейных отпускают охотнее, а мне вроде как и незачем.

— Так чего не женишься? Всё лучше, чем на детей прыгать.

Белесый снова уставился на Бранко, как на новые ворота.

— Во ты чудила… Думаешь, так просто взять и жениться? Кто отдаст дочь из хорошей семьи за такого, как я? У меня ж даже жилья своего нет, по съёмным халупам обретаюсь.

Бранко скривился.

— О как. А на девушках не из приличной семьи что, гордость не позволяет жениться? Сам-то какого благородного роду?

— Нормального я роду! — огрызнулся Белесый. — А жену выбирать по уму нужно, ей ещё детей мне рожать.

До этих слов я с любопытством слушала перепалку своих «сокамерников», но теперь сочла нужным вмешаться:

— На производствах полно хороших девушек. И в приютах вроде нашего. Они все замуж хотят.

— Чииивоо? — тонко протянул Белесый своим прежним мяукающим голосом. — Да меня наши мужики на смех поднимут! Это же днище — ублюдка взять. Думаешь, я не знаю, как дети в ваши коррекционные приюты попадают? От каких родителей?

Я сжала кулаки, вдохнула побольше воздуха, но Бранко опередил меня с ответом.

— Ишь ты, гордые какие! Так и ходите с опухшими яйцами, значит? Или на путан деньги спускаете?

Белесый выразительно постучал пальцем по лбу и закатил глаза.

— Какие путаны, чудик? Здесь тебе не ваша блядская Европа, у нас такого нет.

Я засмеялась. Пожалуй, даже заржала, да так, что чуть не сползла по стенке на пол. Белесый изумлённо воззрился на меня, но ничего не спрашивал, пока я, кое-как просмеявшись и всё ещё фыркая, сумела выдавить:

— Знаешь, где я была два года? В элитном борделе, куда наши чиновники и попы ходили как на работу. Нет у нас такого, ага.

Я снова прыснула, а Белесый вроде смутился.

— Ну… я краем уха слышал что-то, хоть и говорят, что неправда. Да только, если где такое и есть, то нам, простым людям, не по карману.

Бранко тоже улыбался.

— Так как же вы проблему опухших яиц решаете, гордые?

— Да как? По-всякому, — бормотнул Белесый, — что подвернётся. Кто-то вдовушку сговорчивую нашёл, кто-то с замужней тайком договорился… не за просто так, конечно. Кто-то и девицу из простых огулял. А кто вообще по-простецки, какую в тёмном переулке отловил, та и любовь, хе.

Я снова сжала кулаки.

— Уроды…

— Уроды, конечно, — неожиданно легко согласился охранник. — А что делать? Сам-то я не… охота потом евнухом ходить?

— Евнухом? — заинтересовался Бранко. — Что, на Руси за изнасилование, правда, кастрируют? Я думал — сплетни.

— Да не кастрируют, — отмахнулся Белесый. — В смысле, не отрезают там ничего. Но что-то уколют, и потом у тебя до конца жизни даже под гимн не встанет.

— Хоть что-то здесь правильно, — буркнула я себе под нос, но Белесый услышал.

— Правильно, говоришь? А то, что с теми, кто по глупости с замужней спутался, то же самое делают, правильно? Иль кто девицу потоптал, а жениться не захотел? Или этих же ваших, приютских, если гены совсем плохие? Правильно?

Я прищурилась.

— Про приютских в первый раз слышу. Врёшь.

— Ну не всех, конечно, — пошёл на попятный Белесый, — всё-таки не факт, что родившийся от преступника обязательно сам преступником станет, Но если уж натворил что, в колонию там загремел, то обязательно. Чтобы, значит, не размножался, кровь славянскую не портил.

Я вопросительно посмотрела на Бранко, но он заговорил о другом.

— А вот скажи-ка мне, славянин, стоило оно того? Вся ваша традиционность и скрепы — стоили таких жертв? Того, что эта девочка, например, сиротой осталась? Что её и многих других в бордель продали? Что приютским ничего хорошего в жизни не светит? Что ты и другие простые мужики годами нетраханные сидите?

Белесый ответил не сразу. Снова сгорбился на стуле, нахмурил лоб. Наконец сказал задумчиво:

— Я человек маленький, далеко не вижу. Но стоило, наверное. Мы — сверхдержава. Мы выиграли Третью Мировую. Мы чистокровные. Мы сильны духом и Верой в Господа нашего…

Я отключилась. Белесый говорил что-то ещё, всё больше воодушевляясь, но я уже не слушала. Внутри завёлся беспокойный червячок и грыз меня, пусть я пока и не понимала, откуда и почему он взялся. Приютские мальчишки… колонии… славянская кровь…