Запад Беларуси: исторический пазл

Место спокойствия находится далеко в пригороде. Оно лежит там, где последние улицы пробираются в восточную даль, как ищущие пальцы. Там, где в сентябре бушевали особенно жёсткие уличные бои. Здесь, где сегодня Кирхштрассе, теперь довольно чисто. Немецкая община Гродно прежде владела обширными землями и здесь возделывала свои поля. В окружении мрачных сосен, в окружении светлых берёз, стройных в своей девственной грации, лежит наполненное покоем место траура.

Буки торжественно раскинули вон там свои тёмные ветви, справа зелёная, укрытая мхом земля, которая колышется, как море, под ласковым ветром. Здесь холм следует за холмом, без камня, без слова, без имени. Здесь покоятся немецкие звуки, немецкая душа, немецкое усердие, когда-то принесённые на улицы Гродно. Это меланхоличная рефлексивная часть этого маленького сада смерти.

Но есть и другие гробницы, говорящие гробницы, есть странные постройки. Тут стили всех времён, смешанные вместе, но все равномерно выветренные, изъеденные непогодой. Знаки быстротечности на месте прошлого.

Здесь возвышается обелиск с разбитой вершиной. Вверху заострённый прут, как громоотвод на последней трубе сгоревшего дома. Вильгельмина Доротея Меллин, урожденная фон Россенбах (Wilhelmine Dorothea Mellin geb von Rossenbach), покоится под тяжестью колонны. Она умерла 18 июня 1806 года, в возрасте 32 лет. Любовь поставила ей красивый памятник. Выцветшая надпись с трудом поддаётся расшифровке.

Радость моя умерла с тобой

Одной из прекраснейших больше нет

Когда-то там, где блаженный покой

Ты снова вместе будешь со мной

Времена исчезают — времена остаются — 1806. Каким мог быть Гродно, через который эта прекрасная тридцатилетняя женщина пронесла свою юную, немецкую радость? И какой была эта женщина? Белокурая, пожалуй, стройная, и высокая, она гуляла по ущелью Городничанки — одному из самых красивых. Здесь в России, которая стала её домом и местом любви, она нашла свой прекрасный, женский удел. 1806 год. И красота и любовь, и счастье этой молодой немки стали почти легендой. Только обветренный обелиск ещё тихо напевает грустную песню счастья и красоты, и ранних страданий.

Дальше слева возвышаются странные, низкие, похожие на печь сооружения, с косыми карнизами. Медная кровля свисает болезненными лохмотьями черными флагами печали. А на четырёх квадратных боковых стенах должны были быть полные любви надписи, но время стёрло их.

Мы ходим между камнями по этой древнейшей немецкой земле Гродно. Здесь лежат молодые люди. Эдуард Хельбинг (Eduard Helbing), прапорщик гродненского батальона, умер 29 ноября 1851 года в возрасте 28 лет. Даже и не состарились эти ранние немцы Гродно. Неподалёку от прапорщика спит вечным сном полковник Иоганн Вильгельм фон Штейн (Johann Wilhelm von Stein) умер в 1876 году. Много- много хороших немецких имён говорят о немецкой жизни на русской земле. Йозеф Михаэлис (Joseph Michaelis), статский советник (Тут немецкий автор очевидно набрёл на могилу довольно известного гродненского архитектора, который хотя и не отличался большим талантом, всё же внёс ощутимый вклад в архитектурный облик города. Среди прочего Михаэлис, которого в литературе ошибочно именуют Виктором, занимался перестройкой корпуса доминиканской гимназии на улице Виленской, а также перестройкой кирхи. Прим. Е.А.), Мария Магнус, урожденная Шпицбарт (Marie Magnus geb Spitzbarth), Фридрих Кристиан фон Коль (Friedrich Christian von Kohl), Михаэль Виганд (Michael Wigand), майор 104-го полка, Теодор Гейне (Theodor Heine). Целая немецкая колония, которую здесь покрывает мох.

Посреди двора стоит самая красивая гробница из всех: синее железное основание в стиле ампир, на котором стоит стройная французская дорическая колонна и высоко на ней красиво изогнутый кувшин со слезами, или же это урна с прахом. Пусть она будет для нас кувшином со слезами, ведь она должна собрать много печали.

Здесь покоится, вероятно, русская женщина, которую любили и оплакивали многие юноши.

Но в крайнем левом углу ровными рядами высятся белые кресты павших солдатской смертью в уличных боях 2 и 3 сентября 1915 года за честь и существование Германии. Эти деревянные кресты говорят железным языком нашего великого живого настоящего на старом мечтательном погосте. Здесь, в чужой стране, на старой немецкой земле, наши храбрецы спят богатырским сном.

Героические саги сплетутся вокруг этих безмолвных, но красноречивых белых крестов. Таким образом, это старое немецкое место смерти пробудится к новой немецкой жизни и останется вечно молодым в любви и благодарности великого немецкого отечества».