Запад и Русь: истоки противостояния

На самом деле положения иудаизма отвергались не всеми катарами, а лишь наиболее радикальной их частью. Ведь и некоторые из ранних христиан в порыве эмоций призывали к отказу от почитания Ветхого Завета. Тем не менее книга эта все-таки вошла в библейский канон, пусть даже не все ее предписания, — в частности, отказ от почитания изображений святых, — христианами соблюдались.

Но то, что определенные разногласия с иудаизмом все-таки были, отрицать невозможно. Катаризм, как и христианство, не являлся, да и не мог являться точной копией древней веры. Причины я уже называл. Это издержки устной традиции, с помощью которой эта вера распространялась, и ограниченность средств коммуникации. Однако разногласия эти были не настолько глубоки, чтобы можно было говорить о двух различных религиях.

А еще отрицание катарами иудейских ценностей, если оно и было, могло диктоваться соображениями безопасности, т. е. быть показным. Вспомним, в какие времена получило известность их движение. Можно ли было быть откровенным в эпоху гонений на евреев и возвышения христианства, когда каждое необдуманное или неверно истолкованное слово приводило к свиданию с инквизиторами? Напускной антисемитизм как раз и помогал избегать таких свиданий. В своей показной нетерпимости к Ветхому Завету катары — по крайней мере какая-то их часть — переплюнули даже христиан, что само по себе позволяет усомниться в их искренности.

Нарочито демонстративным выглядит и катарское причисление самих себя к «добрым христианам». Куда больше подходит им название «добрые люди», которым, к слову сказать, они называли себя чаще. (Впрочем, если не ограничивать христианство узкими католическими рамками, то можно считать их и христианами.)

Невзирая на преобладающее в научных кругах стремление представить катар антисемитами, по крайней мере, по отношению к ветхозаветным установлениям, часть исследователей в этом не столь прямолинейна: «Видя в Ветхом Завете в основном творение Сатаны, они все-таки брали из него то, что им подходило, толкуя это символически»[84].

Да и сами катары с евреями неплохо ладили между собой, что особенно заметно на фоне далеко не безоблачных отношений между евреями и христианами. Об этом говорит и тот факт, что наиболее активно были заселены евреями именно катарские области Европы — юг нынешней Франции и Испания. Позволю себе еще раз процитировать Мишле: «В эту французскую Иудею, как справедливо называли Аангедок, проникли восточные верования: персидский дуализм, мистицизм и манихейство… Руководители брабансонов и альбигойцев, прикрываясь учением Аристотеля, тайно проповедовали пантеизм Аверроэса, тонкости каббалы и вообще иудейские идеи».

Или вот еще: «Евреи могли здесь (в Аангедоке. — Г.К.) жить, не испытывая преследования и давления; им позволяли занимать официальные должности; сеньоры и даже прелаты охотно доверяли им заведование своими финансами, управление своими доменами. Иудеи на глазах у всех богатели за счет торговли и ремесла: Нарбонн насчитывал тогда около трехсот еврейских торговых домов, имевших филиалы в Пизе и Генуе. Почти повсюду рядом с церковью как ни в чем ни бывало возвышалась синагога»[85].

Впрочем, тема еврейского присутствия на катарском Юге далеко не исчерпывает содержания проблемы катарско-тамплиерских связей. Поэтому перейдем непосредственно к верованиям. Это направление более перспективно, несмотря даже на то, что данный вопрос до сих пор окутан таинственным флером.

На самом деле то, во что верили тамплиеры — не такая уж и большая загадка. Сохранению атмосферы таинственности здесь способствует не отсутствие сведений, — их предостаточно, — а неверная расстановка событий на хронологической шкале с вытекающими из этого ложными стереотипами в отношении роли ордена в крестоносном движении. Просто телега здесь была поставлена впереди лошади, что и породило загадочность.

Официальная версия гласит, что орден был официально утвержден при непосредственном участии ярого христианского проповедника Бернара Клервосского — непримиримого врага катаров и прочих еретиков, а окончил свои дни в качестве сборища распущенных солдафонов, плюющих на распятие и целующих кота под хвост, как это следует из материалов процесса. Ошибки здесь быть не может: эти «безбожники» поначалу были настолько милы св. Бернару, что именовались его «возлюбленными чадами».

Возможна ли такая эволюция, или, точнее, деградация? И второй вопрос: мог ли так ошибиться в своих подопечных знаменитый и наверняка проницательный монах?

Еще официальная версия гласит, что тамплиеры были непримиримы к врагам христианства, и в тех случаях, когда их ставили перед выбором — принятие ислама или смерть — всегда выбирали смерть. Их ненависть к «неверным» выглядела настолько неподдельной, что о ней слагали легенды. Это опять-таки невозможно согласовать с положением об их последующем отступлении от заповедей христианства.