Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

К утру он сильно застыл, возможно, застудив почки, ему нестерпимо захотелось в туалет. Он стучался, пинал дверь, кричал, тщетно ожидая, когда часовой отведет его в туалет. Не выдержав, облегчился прямо на дверь, чуть не устроив потоп на киче. Быстро прибежали караульные, опять начались разборки: Саткина хотели прессануть, да я им не позволил. В итоге Андрей убирал грязной тряпкой плоды своего труда.

Чуть позже меня вывел (поговорить) азербайджанец-разводящий. «Когда закончатся эти разборы?» — недовольно думал я, перешагивая порог камеры.

— Слющай, тэбя как зовут?

— Женя.

— Жэна, зачем ти встреваешь за этого чмыра? Он кто тэбэ — брат, зэмляк?

— Мы вместе попали на кичу, нужно друг друга поддерживать.

— Жэна, он чмо. Урусс, как собаки, своих рвут, падалъ. А ти самь кто по нации?

— Я русский.

— Странный ти урусс. Почемю не билль начкара, он чмо, стукачь. Почемю его жалель? Он би тебя не пожалель, и этот длынний чмыр-зассанець тоже.

На улице светало. Небо заволокло тучами, шёл мокрый снег. Начинался очередной день, день очередного испытания. Здесь нужно быть сильным, ведь слабые влачат мерзкое существование.

Задумался о национальных отношениях. О той пропаганде дружбы народов СССР, что была на гражданке. Здесь её не было и следа. Почему такая ненависть к русским, их что, не воспитывали в духе интернациональной дружбы? Конечно, я не знал, что через несколько лет развалится Советский Союз и одна из причин кризиса — нерешенный национальный вопрос. С кем собирались строить коммунизм?

Вскоре нас перевели в общую камеру. Время на «киче» шло медленно. Вывод на хозяйственные работы, обед, опять работы, ужин, перекличка, отбой. Вечером все разговоры в камере были на тему, какая часть заступит в караул и какой будет новый начкар — злой или добрый.

На пятые сутки нас вывели работать в кочегарку, меня назначили старшим над всей разношерстной толпой арестантов. Работали ни шатко ни валко. Вдруг забежал грозный начальник гауптвахты майор Конев. Недовольный темпом работ, он долго ругался, размахивая огромными кулаками. Мне, как старшему, он добавил еще сутки ареста.

Дни ареста тянулись невыносимо долго. Саткин предложит «загаситься» в санчасти. Раздобыв йод, мы добавили его в сахар. Говорили, что после этого повышается температура. Вскоре мы были в санчасти. Прожженный, видевший много на своем веку медработник сверлил нас глазами:

— Что, хотите сачкануть? Я вас всех насквозь вижу, лодыри!

И выдал нам по два градусника каждому. Я спокойно уселся на кушетку, предвкушая, что скоро окажусь на больничной койке. Чистые простыни, либеральный режим и т. д.

Но не тут-то было. Один градусник показал повышенную температуру, а другой нормальную. Я непонимающе смотрел на градусники. Начмед что-то кричал о каком-то перце, которым я намазал под мышками. Но я ведь действительно ничего не мазал, я употребил сахар с йодом. Вот незадача. Пришлось возвращаться в «родную» камеру. Саткин остался, у него оба градусника показали повышенную температуру. Но недолго он отдыхал в санчасти, на следующий же день его привели обратно с резолюцией врачей — здоров.

Прошло семь дней. Саткина забрал наш сменившийся караул, а мне предстояло «отдыхать» еще сутки. Настроение было паршивое, все тело грязное, сильно чесалось, я прокоптился здесь кичманской вонью. Эти сутки тянулись долго, хотелось «домой», в казарму, к своим корешам.

Следующим вечером меня забрали. Опять повезло — за мной заехала машина, нашу роту везли в баню и меня с собой прихватили. Какое блаженство наконец-то помыться и выспаться на белых, пахнущих свежестью простынях.

Подъехав к бане, я первым спрыгнул на землю. Решил подшутить и громко крикнул: «Кто последний, тот чмо!» Что тут началось! Ужасная давка, крики на разных языках. Солдаты вылетали как пули — ну прям как дети, приколов не понимают. Два азиата подрались, им очень не хотелось прослыть чмырями. Вечером в казарме встретился со своими друзьями. Настроение было отличное — шутки, смех. Жизнь продолжается, и она — прекрасна!

Дневник

В сентябре я начал вести дневник. Для чего? Хотел запечатлеть всё то, что переживал, о чем мечтал, какие события и действия происходили в нашем солдатском мирке. Думал, пригодится потом. А верно ведь мыслил, пригодился бы наверняка.

Купив в гарнизонном магазине красный блокнот, я старался регулярно заполнять его. Он был достаточно большим, хранить и носить его было неудобно.

В конце сентября меня отправили в командировку на сооружение ротного свинарника. Лафа. Но ведение дневника привело к неприятностям, в итоге строительство домиков для свиней продолжалось уже без меня.

Моя командировка продолжалась всего около трех недель. Я ощутил определенную свободу, часто мы были предоставлены сами себе. Строительство практически не велось, мы отдыхали, развалившись на травке около своей стройки, изредка ходили в село за продуктами, если позволяли финансы.