Западная Европа против Византии. Константинополь под натиском крестоносцев

После своих побед у Траяновых ворот приблизительно в середине августа император Западной империи, видимо, написал византийскому главнокомандующему Мануилу Камицу письмо, в котором заявил, что сопротивление было напрасным и у него не было намерения причинять вред Византийской империи. Камица переслал это письмо в Константинополь, и ответ Исаака Фридриху был вызывающим. В нем византийский император называл себя такими титулами, которые германский император счел оскорбительными. Он не только в переводе, очевидно, называл себя ангелом (неверное толкование его фамилии), но и величал себя «императором римлян» в противовес притязаниям Барбароссы. Исаак заявил, что узнал от правителя Браничево, королей Франции и Англии, что Фридрих намеревается завоевать Восточную империю и посадить своего сына Фридриха Швабского на ее трон. Он написал, что подозревает Барбароссу в том, что тот заключил союз с правителем Сербии. Вдобавок Исаак впервые официально потребовал заложников, а также половину любой территории, отвоеванной у сарацин; в обмен он заново предложил Фридриху свободный проход по византийской территории и рынки. 21 августа весть о содержании этого письма застигла Фридриха в Сиркуизе (современный Пазарджик), а 25 августа само письмо доставил Якоб-пизанец в лагерь германцев у Филиппополя. Тогда же крестоносцы узнали и о том, что мюнстерское посольство схвачено и стало заложником; их ярость невозможно было описать.

К тому времени, когда Фридрих получил письмо Исаака, он стоял лагерем у стен Филиппополя. Из-за путаных приказов, доходивших до Никиты Хониата, город был покинут, но его стены остались целыми. Сначала Фридрих был охвачен подозрениями, но 26 августа он вступил в город, который стал его опорной базой на несколько последующих месяцев. Вместе с вызывающим письмом Исаак отдал Камице приказ сразиться с германцами. В Прусиносе, находившемся в горах за пределами Филиппополя, Никита Хониат присоединил бывший гарнизон города к армии Камицы, и их совместные силы стали насчитывать около трех тысяч человек. Когда 29 августа крестоносцы узнали об этой засаде, Фридрих Швабский возглавил значительный по численности отряд, который должен был сразиться с византийцами. Последовавшее сражение, главное в этой военной кампании, оказалось полностью односторонним. Никита (который, возможно, там был) свидетельствует, что хорошо сражались только наемники-аланы, а остальные византийцы бежали со всей возможной быстротой, оставив дорогу на Константинополь открытой. Камица якобы не возвращался к своим людям три дня. Германцы не могли принять это сопротивление за крестьянский разбой, и некая группировка среди баронов предложила теперь начать неограниченные военные действия против византийцев.

Между концом августа и серединой октября 1189 г. Фридрих отправил нескольких гонцов, чтобы договориться об освобождении пленных послов. Самыми важными и, вероятно, первыми посланниками были: Вернер, каноник монастыря Святого Виктора в Майнце, и Готтфрид фон Визенбах; им обоим было дано указание сделать заявление, что Фридрих не заключал никакого союза с сербами или с кем-либо еще против Византии. Они также должны были попросить исполнить первоначальную договоренность, достигнутую в Нюрнберге, и потребовать освобождения епископа Мюнстерского и его спутников. И хотя Фридрих получил охранные грамоты для этих своих посланников у византийских полководцев, в Константинополе они были схвачены и брошены в тюрьму. Тем временем Якоб-пизанец и другие византийские эмиссары продолжали приезжать и уезжать безо всякого результата.

Барбаросса решил добиться освобождения своих послов путем опустошения византийских земель. Он разрешил

своим армейским подразделениям заниматься любыми грабежами, и за период между концом августа и ноябрем они взяли три защищенных города и десять крепостей. В конечном счете их набеги распространились и на окрестности Фессалоник и Энос на побережье Эгейского моря. Германцы увозили значительное количество продовольствия и других припасов отовсюду, куда попадали. Их потери были незначительными (четырнадцать человек в Баткуне, по-видимому, были исключением), так как им редко оказывали сопротивление, за исключением таких хорошо укрепленных городов, как Дидимотихон.