Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. От Возрождения до Канта

2. Из этого следует, что, поскольку Писание «обращено к простому народу», его «повествования должны вызывать истинные чувства и размышления, так, чтобы чувства не тонули в словах».

3. Писание «не только может, но и действительно должно открывать за внешним значением слов нечто более глубокое». Ведь авторы обращались к «грубым и неорганизованным народам».

4. «И поскольку очевидно, что две истины никогда не могут противоречить одна другой, задача комментаторов Священного Писания найти истинный смысл текстов, согласующийся с естественными заключениями, к которым нас привели очевидный смысл или необходимые доказательства».

5. Таким образом, наука становится одним из инструментов интерпретации Священного Писания. Действительно, «уверившись в некоторых суждениях, мы должны воспользоваться ими как удобнейшим средством для истинного истолкования Писания».

6. С другой стороны, Галилей утверждает в письме к монсеньору Пьеру Дини в 1615 г., что нужно очень осторожно подходить к «естественным заключениям, не связанным с верой, к которым могут привести опыт и необходимые доказательства». «Было бы опасно приписывать Священному Писанию какое-либо суждение, хотя бы один раз оспоренное опытом». Действительно, «кто сможет положить предел человеческой мысли? кто посмеет утверждать, что нам уже известно все, что можно узнать о мире?»

7. Писание не могут толковать не сведущие в науке люди. Наука идет вперед и поэтому опасно навязывать Священному Писанию идеи (например, Птолемея), которые впоследствии могут быть опровергнуты. Так что «для всего, связанного со спасением и утверждением веры, как можно с уверенностью сказать, по надежности мы никогда не найдем никакого другого значимого и эффективного учения. И, возможно, было бы лучшим советом не добавлять без необходимости другие; явилось большим беспорядком вводить их по требованию лиц, которые, даже если говорят по наитию свыше, совершенно лишены понимания, необходимого для того, чтобы пусть не опровергнуть, но хотя бы понять доказательства, с помощью которых точные науки выводят некоторые заключения».

Итак: 1) Писание необходимо для спасения человека; 2) «идеи, связанные со спасением и утверждением веры», столь надежны, что «нет никакой опасности появления какого-либо другого значимого и эффективного учения»; 3) Писание, судя по его целям, не имеет касательства к тому, что может быть установлено в «чувственном опыте с необходимыми доказательствами»; 4) Писание, когда в нем говорится о том, что необходимо для нашего спасения (или о не познаваемом другим способом или наукой), не может быть опровергнуто; 5) однако Писание часто нуждается в интерпретации, поскольку его авторы обращались к «грубому и неорганизованному народу»; 6) наука может найти средство для правильных интерпретаций; 7) не все интерпретаторы Писания непогрешимы; 8) не следует искать в Писании ответов на вопросы, которые человек может решить собственным разумом; 9) наука автономна: ее истины устанавливаются чувственным опытом и надежными доказательствами, а не на основе авторитета Писания; 10) оно не играет важной роли в решении естественнонаучных проблем.

Наука и вера, по Галилею, несоразмерны. Но, будучи несоразмерными, они совместимы. То есть речь идет не о или—или, а, скорее, о и—и. Научное рассуждение контролируется опытным путем, дает нам понять, как функционирует этот мир; религиозное рассуждение — это рассуждение о спасении, и оно занято не вопросом «что», но «смыслом» всей нашей жизни. Наука нейтральна к миру ценностей; вера некомпетентна в вопросах факта. Наука и вера занимаются каждая своим делом: и на этом основании они сосуществуют. Они не противоречат друг другу и не могут противоречить, поскольку несоразмерны: наука говорит нам, «как перемещается небо», а вера — «как попасть на небо».

А когда появляется то, что кажется противоречием, сразу возникает подозрение, что или ученый превратился в метафизика, или верующий принимает священный текст за трактат по физике или биологии.

Первый суд