Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. От Возрождения до Канта

Валла, называя наслаждением то счастье, которое испытывает душа в раю, пишет: «Это блаженство кто усомнится назвать иначе, как наслаждением?» И далее уточняет: «Нужно отметить, что хотя я говорил, что наслаждение или удовольствие есть всегда благо, стремлюсь я, все же, не к наслаждению, а к Богу. Наслаждение есть любовь, и Бог дает это наслаждение. Получая — любят, полученное — любимо; любить — то же самое, что удовольствие, или наслаждение, или блаженство, или счастье или милосердие, которые есть конечная цель, и в этом свете к ней нам представляются другие предметы. Лучше говорить, что любовь Бога есть не конечная цель, но действующая причина...».

Смысл доктрины удовольствия Валлы был интерпретирован Э. Гарэном: «Провозглашенное здоровым духом наслаждение (voluptas) выступает защитой божественной природы, демонстрацией чудесного порядка и благого предусмотрения Бога. В доктрине чрезмерно откровенна антиманихейская позиция, в некоторых случаях Валла склоняется к пантеизму, сердцевиной которого является наслаждение и человеческое и божественное блаженство (hominumque divumque Voluptas). Ничто не лишено своей ценности — ни христианский опыт искупления, ни душа, ни плоть».

Но нужно добавить, что конечная цель этого преувеличенного voluptas — выход за рамки учения Эпикура, о чем Валла прямо говорит: «Я опроверг доктрины как эпикурейцев, так и стоиков, чтобы показать их сходство, а также то, что лишь в нашей религии высшее желаемое благо доступно не на земле, но на небесах».

Если помнить это, то нас не удивят слова Валлы из другой замечательной работы — «О свободе воли». В противоположность умозаключениям разума и знанию божественного в аристотелевском понимании, Валла исходит из живой веры, как понимал ее святой Павел, противопоставляя рассудочной добродетели теологическую, и пишет: «Так избавимся от честолюбивого стремления к познанию высшего и приблизимся к нему в смирении. Ничто не поможет христианину больше узнать великолепие и щедрость Бога, чем смирение ведь сказано: «Бог сопротивляется надменным, но благоволит кротким».

Только с этой точки зрения и можно понять «Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина», где Валла на базе строгого филологического анализа обосновывает фальшивость того документа, на основании которого Церковь узаконивала свою светскую власть, ставшую источником коррупции. Правильная интерпретация «слова» возвращает к истине и охраняет ее. В конце этого достойного восхищения труда Валла пишет: «Но я не желаю в моем обращении подстрекать государей и народы к насилию, которое вынудит папу уйти. Раз услышав правду, он вернется из чужих владений в собственный дом, родной порт, устав от шторма, бури и потрясений, и ничего не желаю более, чем того, чтобы однажды папа осознал себя викарием Христа, а не кесарем».

Филологические исследования Валла продолжил в работе «Сравнения и комментарии к Новому Завету, полученные из различных списков на греческом и латинском языке». Он намеревался вернуть тексту Нового Завета первоначальную чистоту и ясность. Ученые отметили, что с помощью этой деликатной операции Валла собирался противопоставить философскому методу средневековья quaestiones — филологический метод чтения священных текстов, чтобы очистить их от накипи, отложившейся на них в течение долгого времени. Валла видел перспективы этого метода. Суть его выражается латинским термином «таинство» (sacramentum). Язык для Валлы (как разъясняет Гарэн) является воплощенным духом, слово — воплощенной мыслью. Необходимо уважение к слову и понимание сакральности языка.

Стараниями Валлы гуманизм поднимается на новую ступень и занимает устойчивое положение.

Возрожденческий неоплатонизм

Краткие сведения о платоновской традиции и византийских ученых XV века

Эпоха гуманизма и Ренессанса отмечена всеобщим обращением к платонизму, создающему определенный духовный климат.

Это вовсе не означает возрождения платоновской мысли, выраженной в форме диалога. Средневековье мало интересовалось диалогами (за исключением «Менона», «Федона» и «Тимея»). Напротив, в эпоху кватроченто все диалоги были переведены Леонардо Бруни на латинский язык и получили большое признание. Многие гуманисты были способны читать и понимать греческие подлинники. Тем не менее вновь открытые платоновские тексты продолжали читать в свете поздней платонической традиции, т. е. в передаче канонического неоплатонизма.

Нынешнему читателю, владеющему изощренной экзегетической техникой, это может показаться парадоксальным. И действительно, только в начале XIX века начали различать доктрины собственно платоновские и неоплатонические.