Западная философия от истоков до наших дней. Т. 3. От Возрождения до Канта

Итак, Бог есть. Но есть также и зло. Как примирить присутствие огромного скопления зла с существованием Бога? Вольтер отвечает, что Бог создал физический миропорядок, а история — дело самих людей. В этом состоит теоретическое ядро деизма. Деист знает, что Бог существует, однако, как пишет Вольтер в «Философском словаре», «деист не знает, как Бог наказывает, покровительствует и прощает, потому что он не настолько безрассуден, чтобы обольщаться иллюзией, будто познал способ действий Бога». Деист «воздерживается... от присоединения к каким-либо сектам, ведь они глубоко противоречивы. Его религия — самая древняя и самая распространенная, ибо простое преклонение пред Богом существовало раньше всех систем этого мира. Он говорит на языке, понятном для всех народов, даже если в остальном они друг друга не понимают. Его братья рассеяны по миру, все ученые и мудрые люди — его братья. Он считает, что религия не в метафизических теориях и не в суетной пышности, а в поклонении Богу как справедливости. Его культ — творить добро, его теория — быть послушным Богу. <...> Он защищает угнетенных и помогает нуждающимся».

Следовательно, Вольтер — деист. Во имя деизма он отвергает атеизм: «Некоторые геометры, нефилософы, отрицали конечные причины; однако истинные философы их признают; как говорил известный писатель, пока какой-нибудь преподаватель катехизиса вещает о Боге детишкам, Ньютон доказывает Его существование ученым». Более того, Вольтер предостерегает: «Атеизм — опасное чудовище в лице тех, кто правит людьми; он опасен также и в ученых, даже если они ведут себя безобидно; из тиши их кабинетов атеизм может выйти к толпе на улицах; он почти всегда роковым образом действует на добродетель. Следует добавить, что сегодня среди ученых меньше атеистов, чем когда бы то ни было, ведь философы признали, что нет ни одного живого существа без зародыша, нет зародыша, не имеющего определенной цели и т. п., а зерно не рождается из гнили». Поэтому Вольтер против атеизма. А для деиста существование Бога не вопрос веры, а, скорее, результат работы разума, здравого смысла; в «Философском словаре» Вольтер разъясняет: «Для меня очевидно существование необходимого, вечного, высшего разумного Существа, и эта истина относится не к вере, а к здравому смыслу. <...> Вера заключается не в том, что кажется истинным, а в том, что нашему разуму представляется ложным... существует вера в чудеса, вера в вещи противоречивые и невозможные». Таким образом существование Бога — факт разума. Вера же, напротив, всего лишь суеверие: «Почти все, кроме поклонения Высшему Существу и повиновения Его вечным заповедям, является суеверием». Позитивные религии с их верованиями, обрядами и литургиями почти полностью представляют собой скопление суеверий. «Суеверный человек зависит от мошенника так же, как раб зависит от тирана. Более того, суеверный человек повинуется фанатику и сам таким же становится. Суеверие, зародившись во времена язычества, с одобрения иудаизма поразило христианскую церковь при ее возникновении. <...> Сегодня одна половина Европы старается доказать, что вторая половина уже в течение нескольких веков (и доныне) занимается суевериями. Протестанты считают реликвии, индульгенции, умерщвление плоти, молитвы за умерших, святую воду и почти все обряды римской церкви суевериями умалишенных. По их мнению, суеверие заключается в том, что бесполезные действия принимаются за необходимые». Не стоит удивляться, когда одна секта обвиняет в суеверии другую и заодно все остальные религии: «Мусульмане, обвиняя в суеверии все христианские общества, сами в нем обвиняются. Кто рассудит эти споры? Может, разум? Но каждая секта считает, что правда на ее стороне. Решение, скорее всего, будет за силой, — и надо лишь ждать, пока разум появится в достаточно большом числе голов, которые сумеют обуздать силу».

Вольтер приводит длиннейший перечень суеверий и заключает: «Меньше суеверий — меньше фанатизма, меньше фанатизма — меньше несчастий и бед». И Франция совершенно напрасно кичится тем, что здесь меньше суеверий, чем в других странах: «Сколько их, этих ризниц, где вы увидите лоскутки платья Девы Марии, засохшие капли ее молока, перхоть с ее волос! И разве не в церкви Пюи- эн-Велэ до сих пор бережно сохраняется как святыня кусочек крайней плоти Ее Божественного сына? <...> Я мог бы привести вам еще двадцать подобных примеров. Покраснейте и попытайтесь исправиться!» А вот еще советы: «Испанцы, чтобы имен Инквизиции и Святой Армады больше вы не услышали. Турки, поработившие Грецию, монахи, способствующие ее отупению, исчезните с лица земли!»

«Защита человечества» от «возвышенного мизантропа» Паскаля