Западня

Но тут все закончилось, он снова смог вздохнуть. И с удивлением обнаружил, что окружившие его варганы хоть и стоят в прежних позах, но погружены в глубокий сон. Спали и человеческие дети, сидящие в густых кронах или в расселинах камней, – варганы явились в своем естественном обличье. От своей прежней наставницы Орлик знал, что варганы забирают к себе детей из соседнего неблагополучного круга Ашер, растят, заботятся и украшают ими себя. Но лишь до тех пор, когда у детей не появляются скверные помыслы, – тогда их немедленно выставляют обратно.

Одно такое живое украшение, девочку лет семи, Орлик разбудил – просто повелел ей проснуться. Она и показала ему проход из Хаваима в соседний круг Таргид. От выхода было полсуток хода до Кукушкиного Гнезда, и на ночь юноша нашел себе пристанище в селении под названием Белая радуга. Обитатели здесь появились совсем недавно, всего пара больших семейств, бежавших от войны и голода в своих землях. Их язык был похож на тот, на каком говорил его народ. Эти простые добрые люди своим гостеприимством и добротой сумели чуточку растопить застывшее от горя сердце Орлика. Увы, именно ему пришлось поведать им страшную правду о мире, в который они, ведомые древней легендой, так стремились попасть.

На следующий день, когда солнце привычно резвилось в своей лазурной купели, но уже готовилось отбыть на покой, юноша вошел в Кукушкино Гнездо. Здесь мало что изменилось за месяцы его отсутствия, задуманные богатые хоромы так и стояли брошенными. Люди вскакивали от костров и выбегали из шатров, заметив сына старейшины, но никто не осмелился взглянуть ему в глаза или подойти с дружескими объятиями. Так и замирали, провожая его глазами.

Он вошел в шатер старейшины, и его отец с коротким криком вскочил на шаткие ноги с запыленного ковра. В первый миг Владдух не мог и слова сказать, только слезинки одна за другой бежали из его выцветших глаз. Разомкнулись высохшие губы, из них вырвалось:

– Сын мой! Ты вернулся ко мне!

На миг все позабыв, Орлик шагнул вперед и стиснул отца в объятиях, ощутил, как тот иссох, – весил, наверно, не больше верного Вука, который вился тут же, радостно обнюхивая пришедшего.

Но вот схлынула первая оглушающая радость встречи, и стон вырвался из груди Орлика:

– Отец, отец! Как ты смог так поступить? За что погубил ту, которую знал с рождения и собирался однажды назвать дочерью?!

Владдух отступил на шаг назад, с тяжким вздохом опустился на ковер – ноги почти не держали его.

– Все, кто на поляне, мои дети, сынок. У меня была только одна возможность их спасти.

– Такой ценой?!

– Что еще мне оставалось? Я пошел бы на муки, на любой позор ради них, но никому не нужны мои позор и муки. Дея… она вначале отказалась, но потом сама решилась на это, я не неволил ее.

– А остальные? Неужели все поддержали такое решение? – обмирая, спросил Орлик. – Даже Ждан?

Старик покачал головой:

– Нет, Ждан с самого начала думал иначе. Он считал, что лучше всему народу разом умереть, чем принести такую жертву или ждать свершения нашей страшной участи.

– Почему же ты не послушал его, отец?! – вскричал Орлик.

– А разве для того мы спаслись из Кречета, прошли через ледяную пустошь, чтобы найти здесь смерть?

– Знаешь, теперь я жалею, что мы не разделили участь наших братьев, – тихо промолвил Орлик, опуская голову.

– Ты слишком молод, сын, и легко решаешь вопросы жизни и смерти. Но рожденное должно жить и держаться за жизнь, пока это возможно. Можно потерять любовь и пережить это, но невозможно пережить смерть своих детей. Я умирал уже дважды и не мог перенести третий!

– У Ждана тоже есть дети, – возразил Орлик.

– Есть. Но нет опыта потерь. Да и быть отцом он в полной мере еще не научился.

Повисло молчание, только повизгивал счастливый старый Вук, кружил по шатру. Потом Орлик с великим трудом проговорил:

– Я… я понимаю тебя, отец. И у меня больше нет зла на тебя.

– Но ты не останешься? – пустым от безнадежности голосом спросил Владдух.

– Нет, я не смогу тут и дня прожить. Прощай, отец!

Опустившись на колени, он снова крепко обнял отца, поцеловал белоснежный затылок. Потрепал по загривку Вука и пошел прочь из шатра.

Вышел – и замер, пораженный. В полной тишине вокруг шатра старейшины стояли юноши из его прежней дружины и девушки, подруги Деи. Почти у всех были сумы через плечо, корзины с провиантом у ног, иные пришли с отцом или матерью. Впереди всех возвышался сродник Ждан, его жена, виновато понурившись, уткнулась лицом в плечо мужа, а рядом старуха-мать крепкими жилистыми руками прижимала к каждому боку по младенцу.

– Мы в любом случае собирались уходить, – нарушил молчание Ждан. – Просто надеялись, что ты еще вернешься.