Западня Данте

Государственная измена, в чем бы она ни заключалась, влечет за собой мгновенную казнь одного или нескольких. В отсутствие известного виновника Совет десяти будет бить наугад, и смерть обрушится молниеносно, произвольно разя припертых к стенке противников. За три дня была сформирована и развернута по всей Венеции еще одна тайная армия. Патриции, горожане, ремесленники, актеры, девицы легкого поведения — все были задействованы. И рассредоточились от площади Сан-Марко до Риальто, от прокураций до Мерчерии, от Канареджо до Санта-Кроче, от Джудекки до Бурано. И перед всеми была поставлена задача получить информацию, используя все доступные средства. Особое право Совета десяти включилось на всю мощь и без всякой жалости. Исключительные обстоятельства требуют исключительных мер. Дож находился под круглосуточной охраной десяти вооруженных телохранителей, количество которых в случае необходимости возрастало до пятидесяти. Изначальную панику сменила жесткая организованность. У Тени были престолы, власти и архангелы, а у республики имелись свои небесные армии, свои легионы: Рафаил, Михаил, Гавриил, Зидекиил и прочие. На вилле Мора провели тотальный обыск и ничего не нашли, естественно. Ни алтаря, ни книги на пюпитре, ни картин на стенах. И уж конечно, никаких людей.

Скрытую в развалинах лестницу, ведущую в зал, замуровали.

На третий день, вечером, Пьетро, совершенно вымотавшийся, стоял вместе с Ландретто на мосту Риальто. Все эти дни жизнь в Венеции текла своим чередом, будто ничего и не происходило. Риальто. Пьетро со слугой добрались сюда по улочкам, выложенным истрийским камнем, недавно выщербленным, чтобы по нему не скользили. Девяностофутовый выгнутый аркой мост, приютивший на себе восемьдесят магазинчиков и домов со свинцовыми крышами, пересекал Гранд-канал, возвышаясь над вечной круговертью гондол и прочих судов и лодок. В Венецию после хмурых, вернее, грозовых дней снова вернулось солнце. На базаре вовсю шла торговля. С барок непрерывно сгружали овощи, мясо, фрукты, рыбу, цветы. Тут можно было найти все что угодно. Торговцы пряностями во всю глотку нахваливали свой товар, ювелиры примеряли дамам украшения. Продавцы вина, масла, кожи, одежды, снастей и корзин, служащие, удравшие из соседних контор, судьи, нотариусы и страховщики — кого тут только не было. И с трех выходивших к белоснежному мосту улиц лился непрерывный поток зевак, офицеров и лавочников. Венеция жила! И гондольеры пели по-прежнему «Да здравствует Венеция, что направляет нас на путь мира и любви…»

— Ох, мой милый Ландретто, — проговорил Пьетро, устало массируя виски. — Я начинаю задаваться вопросом, не соскучился ли по тюрьме.

— Не болтайте ерунды. Вам куда полезней действовать, чем гнить в камере. По крайней мере вы вольны в своих действиях.

— Ну да, волен бежать как можно быстрей, чтобы удрать от рычащей своры. Это верно…

Он повернулся к слуге и выдавил улыбку.

— Это верно, я мог бы нынче же вечером собрать вещички, Ландретто. Возможно, Джакомо и прав… Быть может, мне следует найти Анну… Возьмем трех отличных лошадей и сбежим отсюда искать приключений где-нибудь в другом месте…

В глазах его мелькнуло мечтательное выражение. Он представил, как убегает с Анной Сантамарией сперва в укромный уголок на венецианских землях, потом в Тоскану, а потом еще дальше. Во Францию, к примеру.

— Но Эмилио прав в одном: я слишком завяз в этом деле, чтобы сбежать сейчас. Я так много знаю, что меня запросто можно обвинить в заговоре против государства, а это все же чересчур.

Пьетро отвернулся и, облокотившись на парапет, уставился на воды Гранд-канала. Стоявшие вдоль него виллы в закатном свете приобрели роскошный розовато-оранжевый оттенок. Венеция, предавшись своим иллюзиям, наслаждалась бесконечными радостями жизни. Радостями, которые Пьетро мечтал вкусить вновь. Ему хотелось дать себе волю, погрузиться в спокойное созерцание, вернуть городу его прекрасный облик, его величественное прозвание: Светлейшая.

— Знаешь, что покончит с человечеством, Ландретто?

— Нет, но догадываюсь, что вы собираетесь сказать.

— Глянь на эти виллы, эти дворцы, на эту великолепную лагуну. Посмотри на эти богатства, послушай этот смех и эти песни. Человечество прикончит не нищета.

— Нет?

— Нет. Потому что не она вызывает вожделение… — Скривившись, он потянулся. — …а изобилие.

Они еще довольно долго оставались на мосту, озирая окрестности. И вдруг Виравольта стиснул плечо Ландретто.

Она появилась вновь в последних лучах заходящего светила.