Западня Данте

Она улыбалась теплому закатному солнцу, льющему бледно-желтые лучи на фасады домов и воды канала. Анна Сантамария улыбалась. Она шла внизу по набережной, среди базарных рядов и магазинчиков. И Пьетро снова поверил в волшебство. Он любовался ее светлыми волосами, грациозностью движений, изяществом пальцев. Она шла перед ним, прекрасная и живая, и Черную Орхидею окатила горячая волна желания. Казалось, будто Анна возникла из ниоткуда, из некоего рая, в который вскоре вернется. Она оказалась тут вдруг, без предупреждения, и на сей раз не видела Виравольту, незаметного в толпе на мосту.

Но вскоре Пьетро помрачнел. Богиня сенатора Оттавио была для него недосягаема. Тот догнал ее и взял под руку.

Оттавио с его приплюснутым носом, жирными, изрытыми оспой щеками и лбом, блестящим между двумя дурацкими клочками белых волос. Важный Оттавио, тщеславный и жестокий Оттавио, бывший некогда покровителем Черной Орхидеи. Он надменно выступал в своем черном облачении, как всегда напыщенный, с нелепыми золотыми медальонами, висящими на шее, словно награды, и с таким же, как у его коллеги сенатора Кампьони, беретом на голове. Значит, он тоже здесь. Пьетро его не любил.

И что же, Анна снова исчезнет? Даст ли он ей уйти?

Случай уж больно удобный.

Казанова. Она, здесь и сейчас.

Знаки судьбы.

«Во всяком случае, надеюсь».

Виравольта повернулся к Ландретто, и слуга изумился напряженности его взгляда.

— Хозяин, нет…

Пьетро чуть поколебался, затем открыл приколотую к груди орхидею.

— Этого я и боялся, — покачал головой Ландретто.

— Выкручивайся как хочешь, — протянул ему цветок Пьетро, — но передай ей вот это… И узнай, где она живет.

Мужчины обменялись долгим взглядом. Затем Ландретто, вздохнув, взял орхидею.

— Ладно.

И собрался уходить.

— Ландретто? — окликнул его Пьетро.

Слуга остановился.

— Спасибо! — улыбнулся Виравольта.

Ландретто поправил шляпу на голове.

«Ладно. Хорошо, — сказал он себе. — Но… как же я? Когда обо мне-то позаботятся наконец хоть немного?»

В тот вечер где-то в Венеции некая дама по имени Анна Сантамария при зажженной свече тайком наслаждалась ароматом черной орхидеи. И улыбалась, мечтая о тысячах ночей, на которые теперь снова начала надеяться. И казалось, сама луна спустилась с неба в ее глаза, чтобы увлажнить их слезами счастья.

* * *

Федерико Спадетти, старший мастер Гильдии стеклодувов Мурано, сидел в одиночестве в огромном цехе своей мастерской. В одиночестве ли? Он не был в этом уверен. Он знал, что за ним следят агенты Десяти. Он и так уже чуть «было не очутился в Пьомби. И его Окончательная участь еще далеко не решена. Но у Федерико Спадетти имелась голова на плечах. Он был человеком предприимчивым и храбрым. И в гильдии это хорошо знали и поручились за него, включая и хозяев мастерских-конкурентов. Разборки и соперничество между членами гильдии — это одно, но наезд на одного из них со стороны властей — совсем иное.

И тем не менее Федерико находился в весьма скверном положении.

Обычно он любил оставаться здесь в одиночестве, когда все затихало. Отдыхали горны Вулкана наконец. Засыпали печи. Рабочие и ученики расходились по домам. Ни криков, ни звуков плавящегося металла, ни стука, ни шороха. Спадетти любил эту гостеприимную темноту, тишину, в которую погружался цех. Нынче вечером тут царил полумрак. Спадетти, неподвижно сидя в своей империи, смотрел во тьму, пытаясь собраться с мыслями. На миг его взгляд упал на стеклянное платье. Творение Таццио, вдохновленного любовью. Унизанное жемчугом и сотканное из опаловых стеклянных полос, с бриллиантовым поясом. Даже ночью оно сверкало. Сын закончил его сегодня. Федерико улыбнулся. Через несколько недель начнется карнавал. По правде сказать, он в Венеции практически не прекращался на протяжении шести месяцев. Но самый пик приходился на Вознесение. Федерико вздохнул. Пройдет ли все так, как ему хотелось? Может ли он еще надеяться? Они с Таццио покажут платье дожу… За подобную смелость выиграют конкурс в гильдии — разве все уже не прочат их в победители? Франческо Лоредано одарит их благосклонным взглядом. Поздравит, освободит Федерико от наказания, вручит лавровые венки, которые они заслужили. Затем Таццио отправится к своей прекрасной Северине. Спадетти завидовал сыну, думая о тех счастливых мгновениях, что предстоят юноше! Северина сходит по нему с ума. Носит покрывало, чтобы сохранить бархатистость кожи, и готовится к незабываемым впечатлениям: она наденет это стеклянное платье и засверкает миллионом огней, сияя румянцем и красотой юности. Они будут любить друг друга. И он, Федерико Спадетти, благословит их союз. Он присмотрит за ними. И, глядя на них, будет вспоминать свою жену, ушедшую так рано. И тысяча, две тысячи работников гильдии станут петь им дифирамбы.