«Подумайте только, — говорит Франц в своем кабинете в стиле барокко в мюнхенской штаб-квартире компании на Виттельсбахерплатц, — один час работы женщины, изготовляющей электропроводку для «фольксвагена», стоит нам в Нюрнберге 45 марок. В Литве эта цифра не дотягивает даже до полутора марок, да еще и заводские здания предоставляются бесплатно. Так что нам действительно следует подумать о Volkswagen и максимально снизить издержки производства»[363]
. По-видимому, главный человек в Siemens испытывает угрызения совести и недовольство в связи с этой новой социальной проблемой, ибо признает, что «будут трения». И тут же добавляет: «Впрочем, индустрия за них не в ответе». Франц, таким образом, попадает в сеть, плести которую сам же и помогал. Он сознательно усугубляет социальное разделение и в то же время считает себя не более чем послушным исполнителем законов мирового рынка. Siemens проводит операции по всему миру из своей германской штаб-квартиры, «но мы обязаны заботиться обо всех наших служащих во всех странах». Если Евросоюз попытается себя защитить, то компании придется (с крайней неохотой) перевести свой головной офис в Соединенные Штаты или на Дальний Восток. Франц, этот глобальный игрок, восторгается наличием новых возможностей, особенно на Востоке. Еще в 1993 году он предрекал радикальные перемены в Германии: «Все мы должны понять, что здесь труд стал слишком дорогим, хотя многие работники еще об этом не знают». Это означает, что «нам в Германии придется распроститься со множеством простых промышленных операций. Вместо банкоматов и кофейных автоматов люди из плоти и крови вновь получат здесь работу» — по соответственно более низким, зачастую крайне низким ставкам.Это поразительные заявления, особенно для Германии, и они свидетельствуют о том гнетущем ощущении тревоги, что испытывают менеджеры в странах Европы. Все чаще и чаще они в тесном кругу близких друзей и знакомых размышляют над тем, насколько велик риск, на который они идут (вернее, думают, что должны идти) в той деятельности, которую британский экономист Сьюзен Стрейндж называет новым глобальным «казино-капитализмом». Китай, Южная Корея, Индонезия, Саудовская Аравия — все эти перспективные рынки должны быть открыты, публично настаивают экономические лидеры, если мы не хотим упустить свой шанс на дальнейший рост оборота и прибылей. Но те, кто делает ставку на Средний Восток и страны Азиатско-Тихоокеанского региона, уже не могут спать спокойно.
«Главная проблема заключается в том, что культурные системы разных регионов мира сильно отличаются одна от другой», — так начинает свой анализ топ-менеджер Антон Шнайдер. Шнайдер — «зеннербуа» [мальчик с высокогорной сыроварни], сын главного производителя сыра в области Бреген-цервальд, треугольнике, где сходятся Швейцария, Германия и Австрия. Он вырос вместе с шестью братьями и сестрами, стал выдающимся экономистом в левом профсоюзе, а затем сделал блестящую карьеру в международной фирме Boston Consulting как эксперт по оздоровлению производства. В 1995 году это привело его в кресло шефа переживающей трудные времена KHD (Klockner-Humboldt-Deutz) Corporation со штаб-квартирой в Кельне.
«То, что одни называют честной игрой и честным поведением, в других культурах непостижимо. Например, корейцы придерживаются определенного протекционизма, считая это чем-то само собой разумеющимся, и утверждают, что это честная игра; мы же этого понять не в состоянии. Не поймешь и саудовцев: они состоят в недавно созданной Всемирной торговой организации, ВТО, и пользуются поддержкой американцев, но у них совершенно другие ценности. Это основная ошибка в схеме единого рынка, сплавленного воедино в мировом масштабе».
По мнению Шнайдера, в Северо-Западной Европе и Соединенных Штатах «за двести лет стали общепринятыми сравнительно пуританский протестантский капитализм и рыночная экономика с правилами, которых все мы в принципе придерживаемся. Возможно, в католических областях они посвободнее, но и там люди ходят исповедоваться. С другой стороны, в азиатских регионах, где исповедуют буддизм, наши правила и установки не особенно принимаются всерьез; страна и семья значат там гораздо больше».
Глобализация сводит вместе игроков из всех фирм и стран, как на чемпионате мира по футболу. Однако, если придерживаться этой метафоры, это означает, что в мире масштабных экономических решений до сих пор нет общих правил игры, не говоря уже об общепризнанных судьях. «Так оно и есть, — подтверждает шеф KHD. — Многие культуры привносят в эту игру совершенно различные правила. Я не хочу судить о том, какие из них лучше или хуже. Но, во всяком случае, многие новые игроки и команды вовсе не знают и не понимают того, чт'o мы подразумеваем под честной конкуренцией».