Западня глобализации: атака на процветание и демократию

Как только привлекательный вице-президент покинул конференцию, делегацию США возглавил один из ближайших соратников Клинтона Тимоти Уирт. Этот выпускник Гарварда и Стэнфорда был уже умудренным опытом конгрессменом-либералом, когда президент назначил его первым госсекретарем по «глобальным вопросам». «Все возможно», — восторженно заявил Уирт в Каире и снисходительно посмеялся над упреком в «странных коалициях»[353]. Приподнятое настроение не покидало его даже тогда, когда он рассказывал о встрече с правительственной делегацией из враждебного Америке Ирана, «который теперь полностью разделяет нашу позицию в вопросе планирования семьи».

Контраст с Рио 1992 года вряд ли мог быть более разительным. Если республиканцам Буша нравилось то и дело устраивать у подножия горы Сахарная голова бездумную обструкцию, то демократы Клинтона вели себя на берегах Нила, как сговорчивые надсмотрщики за рабами. Казалось, они едва ли не играючи справляются с новым миром, дезориентированным из-за отсутствия блоков. Они настаивали на необходимости проведения демографической политики, которая выгодна всем — и бедным, и богатым. Их речи были столь убежденными и убедительными, что исламских фундаменталистов уже не слушали даже их соотечественники-египтяне.

Давно ненавидимые американцы стали вдруг теми, кто демонстрирует компетентное и либеральное лидерство в гуманитарных вопросах, отвечающее реалиям нового мира. Гор и Уирт, оба испытанные сторонники активных мер в мировой политике, воздерживались от пустого великодержавного бахвальства, и никто не устоял перед их живостью и обаянием. «Долгое время отсутствовало понимание того, что афоризм «Мысли глобально, действуй локально» быстро становится реальностью». Постепенно росло ощущение, что вместо ответных мер на чисто национальном уровне возможны действия через новые международные учреждения. «Новый мировой порядок закладывается на такого рода конференциях ООН», — заявил Уирт. Операции же, подобные боснийской и руандийской, носят исключительно «противопожарный» характер.

Несколько месяцев спустя вряд ли нашелся бы хоть один интеллектуал, который более наглядно, чем Уирт, показал бы, на какие зигзаги способна администрация США из желания угодить колеблющемуся электорату. После победы на выборах в Конгресс в ноябре 1994 года радикально настроенных республиканцев Гингрича Уирт был лишь тенью самого себя на переговорах по подготовке Всемирного совещания глав правительств по социальным проблемам, которое должно было пройти в Копенгагене в январе будущего года. Явно не испытывая энтузиазма, он немногословно отвергал предложения различных групп и постоянно ссылался на «республиканское большинство в Конгрессе, делающее наши международные обязательства чрезвычайно трудновыполнимыми». Спорное, но отважное лидерство уступило место покорности обстоятельствам.

Подлаживаясь под новых хозяев Конгресса, Уирт призвал покончить с ритуалом, когда «около полуночи в последний день той или иной конференции ООН на стол кладется куча денег для последующей раздачи», назвав это «старым мышлением». В 1996 году администрация Клинтона довольно последовательно провела постыдную пропагандистскую кампанию против ООН и безосновательно потребовала смещения Бутроса-Гали, с тем чтобы умиротворить своих не слишком информированных избирателей, настроенных против этой организации[354].

Импульсивные реакции вместо продуманных шагов, дорогостоящие ремонтные работы вместо своевременного избежания неверных путей — сегодня это всё, чего, по мнению глобальных игроков, можно ожидать от большой политики. Мишель Камдессю, который как глава МВФ в Вашингтоне является ключевым связующим звеном между миром политики и финансовыми рынками, подчеркивает, что «люди должны понимать, что их действия равно как и бездействие всегда имеют всемирные последствия»[355]. Так он оправдывает свой ночной мексиканский переворот в январе 1995 года, когда он пытался преодолеть «первый кризис XXI века», ссужая 18 млрд долл., внесенных вкладчиками МВФ (см. гл. 3). Камдессю, помимо того, убежден, что «в глобализированном мире никто больше не может позволить себе не приспосабливаться». Он не сомневается, что музыку заказывают управляющие фондами с Уолл-стрит: «Мир в руках этих парней».

«Эти парни», как он их назвал, с ним категорически не согласны. Нет, возражают они, тут мы не находимся у руля и не несем никакой ответственности. «Это не мы, это рынок», — так считают они все, от Майкла Сноу, устраивающего дела высокорискованного «хедж-фонда» на нью-йоркской Парк-авеню для швейцарского банка UBS,[356] до спекулянта-мультимиллиардера Стива Трента в Вашингтоне, из окна изысканного офиса («вороньего гнезда») которого Белый дом выглядит как lego-модель[357].