Делегация прибыла в Москву 29 декабря. Ее прибытие приветствовалось не только как важное событие «во взаимоотношениях обоих государств и их совместной борьбе за мир»[1589]
. 3 января 1935 г. делегация была принята наркомом М.М. Литвиновым. В обширной речи, произнесенной по этому случаю, особое внимание чехословацкой прессы привлекло упоминание Литвиновым «о расовых и филологических связях, которые существуют у наиболее крупных народностей нашего Союза с чехословацким [sic] народом», о симпатиях «к возрожденному чешскому народу»[1590]. Для делегации были устроены встречи с общественными деятелями, писателями и журналистами, посещение Ленинграда, Харькова, Киева, поездка на Днепрогэс. В постоянном общении с чехословацкими журналистами находились заведующий 2 Западным отделом (в прошлом – сотрудник чешской коммунистической печати) Д.Г. Штерн и заведующий Отделом печати НКИД К.А. Уманский, а также представители официально пригласившего их Союза журналистов СССР.Раздел 2
Решения Политбюро об общественных связях с западными соседними государствами
К концу 20-х гг. сведения о партийном руководстве работой Коминтерна и других международных коммунистических организаций, а также зарубежной деятельностью советских профсоюзов и общественных ассоциаций постепенно исчезают из протоколов Политбюро.
В первую очередь, это объясняется налаживанием функционирования этих вспомогательных инструментов советской внешней политики и общей рационализацией работы Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б). На рубеже 20-х—30-х гг., в связи с перенасыщением повесток Политбюро неотложными проблемами, усилилась тенденция к вынесению за рамки его работ второстепенных для советского режима вопросов. По предложению Оргбюро летом 1929 г. было установлено, что «вопросы об участии СССР в созываемых за границей или на территории Союза международных научных съездах и конференциях решаются непосредственно СНК СССР или совещанием председателя СНК СССР с его заместителями»[1591]
. Подобные вопросы продолжали появляться в повестках Политбюро (в особенности в 1929–1930 гг., когда председатель СНК оказался под прицелом политической кампании против «правых»). В целом, однако, утвердилась практика, согласно которой вопросы общественно-научных связей передавались в Политбюро лишь в тех случаях, когда внутренние идеологические установки вступали в противоречие с потребностями международной политики СССР[1592]. С середины 1930 г. Политбюро освободилось от необходимости рассматривать и санкционировать запросы Комиссии внешних сношений при ВЦСПС об утверждении состава делегаций, направляемых на съезды зарубежных профсоюзных организаций[1593]. Весной 1931 г. по предложению Сталина Политбюро приняло решение, поручавшее «секретариату ЦК совместно с т. Молотовым впредь разрешать текущие вопросы по запросам мест и лишь в случае особой важности переносить их в Политбюро»[1594].Этот подход распространялся и на сферу контактов руководящих органов ЦК ВКП(б) с Коминтерном и общественными организациями. «Для укрепления повседневной связи руководящей группы работников ИККИ с работой ЦК ВКП(б)» в январе 1931 г. Политбюро «признало необходимым присутствие на всех заседаниях Политбюро тов. Мануильского, а в случае его отъезда – тов. Пятницкого»[1595]
. Формулировка постановления указывает на утвердившуюся модель односторонней связи – от ЦК ВКП(б) к ИККИ. По существу, представители ИККИ в Политбюро являлись представителями ЦК ВКП(б) в ИККИ, которым поручалось самостоятельно осуществлять корректировку деятельности разветвленного механизма Коммунистического Интернационала, исходя из флуктуации генеральной линии партии большевиков, и не обременять Политбюро частными делами Всемирной Коммунистической партии. Поэтому неудивительно, что представители ИККИ крайне редко выступали с инициативой обсуждения деятельности органов и секций Интернационала. Как правило, Политбюро ограничивалось утверждением сроков проведения пленумов и конгрессов и сметы расходов Коминтерна и Профинтерна и ответами на некоторые запросы о предоставлении им дополнительных финансовых и организационных ресурсов. Сталин с легкостью согласился с тезисом Г. Димитрова, сформулированным им в июне 1934 г., – «невозможно руководить из Москвы по всем вопросам всеми секциями Коминтерна»[1596]. Руководство Политбюро с конца 20-х гг. утратило к этому вкус и после «очищения» Коминтерна от сторонников советской оппозиции не видело для себя ни возможности, ни, тем более, необходимости заниматься своеобразной проблематикой Коминтерна[1597].