Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие

Аллюзии, цитатность, интертекстуальность, пронизывающие творчество Эшноза, активизируют кодовые комбинации, создавая эффект очуждения, остранения текста. «Жюль Берн, Годар, Хичкок, художник Каспар Давид Фридрих, композиторы – от классиков до Чарли Паркера. Аллюзии на все жанры искусств, на все виды эстетической деятельности».

Метафорой независимости текста становится в «Высоких блондинках» гомункул Бельяр. «В лучшем случае, Бельяр – это просто иллюзия, галлюцинация ... В худшем, что-то вроде ангела-хранителя» . Обнажение приема демонстрирует игровой подход писателя к литературным условностям.

Для символического воплощения ускользающей, изменчивой реальности Эшноз использует прием «дублирования ситуаций», унаследованный им от предшественников – новороманистов. Наиболее часто в его романах повторяется ситуация исчезновения, которая становится метафорой утраты идентичности, ха-

рактерной для современной литературы. В «Гринвичском меридиане», в «Озере» персонажи либо исчезают, спасаясь бегством, либо их убивают. В «Чероки» и «Высоких блондинках» исчезновение чередуется с возвращением.

Дублирование ситуаций исчезновения, бегства, падения, преследования зеркально отражается в мире симулякров: в киносценариях, в фильмах, в масс-медиа. В «Гринвичском меридиане» детективное расследование является копией, отражением детективного киносценария. История персонажей «Озера», «Чероки» точно повторяется в фильме, который они с удовольствием смотрят. «Высокие блондинки» – пастиш из фильмов Хичкока, «мыльных опер», саспенса, готического романа. Обыгрывая бюторовский прием «подвижного повествования», соллерсовского чередования местоимений я, он, мы, – Эшноз создает фантомные миры самореференциальных знаков. Образ Глории Стеллы – симулякр, порожденный стереотипами хичкоковских фильмов и «мыльных опер». Повторяющийся мотив падения (с высотного здания, с утеса, с маяка, с горы) является зеркальным отражением знаменитых фильмов Хичкока «Головокружение» (1958) и «Психоз» (1960), метафорически воплощающим «страх пустоты».

Приближение к Глории, опасающейся разоблачения, обрекает каждого на смерть: она сбрасывает с морского утеса детектива Кастнера, незадачливого партнера-менеджера – в шахту лифта, настырного репортера – с крыши высотного здания. Ритм падения, управляющий нарративом, вызывает аллюзии с сиреной Лорелей. Эшноз иронизирует над современной Лорелей – порождением стандартных вкусов эпохи: «джентльмены предпочитают блондинок и платят за это высокую плату». Реальное заменяется «знаками реального». Симулякр поглощает, даже при конкретной топографии, индивидуальный облик городов, фигурирующих в романах: Амстердам, Париж, Лондон, Сидней одинаково безлики и стереотипны как воплощение «безлюдного пейзажа» («no man's land»).

Размываются границы времени и пространства: «Этот меридиан – скандал, констатация поражения. Доказательством того, что никогда не удастся примирить время и пространство, является необходимость разделения мира случайной Линией».

Дублирование ситуаций, игры с формами, зеркальный принцип отражения являются в творчестве Эшноза метафорой эры виртуальности, власти симулякра над современным сознанием, воплощением которых являются масс-медиа. В романе «Нас трое» («Nous trois», 1992) природная катастрофа – землетрясение – превращается в медийное событие. Вначале сенсационный всплеск («Событие занимало все национальные каналы и ведущие периодические издания – "Экспресс", "Пари Матч", "Ле Монд"»), затем – спад интереса в средствах массовой информации. Бессодержательность языка, клишированные фразы из репортажей о катастрофе разрушают истинный смысл и значение марсельской трагедии.

Семиотизация реальности в романах Эшноза выявляет симулятивный характер современной цивилизации, в которой нивелируются общечеловеческие ценности: любовь сводится к изображению сердца, пронзенного стрелой; историческое прошлое представлено бетонным сфинксом у входа в торговый центр. Деталь получает композиционную нагрузку. Предметный мир несет знаки конкретной социальной реальности рубежа столетий и выражает глубинную символику. Эшноз со скрупулезной детализацией описывает стереотипность, банальность вещей и предметов, китчевый характер современной культуры: «...кирпич, бетон, строительный камень и цинковые покрытия создают темные мастерские, пустые булочные, торговые центры». Идея враждебности времени, бренности существования тоже выражается через деталь. Символика эрозии смысла воплощена суггестивно: «Дорога была сделана из обломков лестниц, балок, ржавых перил, прогнивших веревок».