Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие

«Человека без свойств» Эшноз сопоставляет с человечеством, утратившим гуманистические ценности. Писатель создает вялых, безликих, парадоксальных персонажей, наделяя их при этом всеми признаками идентификации: именем, возрастом, социальным статусом. Однако отсутствие психологической достоверности, мотивации поступков превращает их в марионеток, не способных постичь границы собственного «я». События и действия персонажей, связанные лишь метафорически, выходят за пределы нормы житейской логики. Разгневанная Глория Стелла из «Высоких блон-

динок» описывается как «существо с топором в руке и с ликом Медузы», восставшее «из какого-то древнего погребения», сошедшее «с картины символистов» или возникшее «из фильма ужасов».

Нелепость, парадоксальность персонажей подчеркиваются звучными именами, в которых иронически обыгрываются фамилии знаменитых композиторов – Vital Veber, Franck Shopin, Karheinz Schuman; либо персонажам присваиваются названия известных брендов – Глория Стелла, Понс, Понтиак. Странное имя незадачливого сыщика Персонетта-Никто вызывает ассоциации с одним из имен гомеровского Одиссея – Улисс (Oulis – Никто).

Мотивы безответственности, отсутствия, нерешительности, страха метафорически воплощают ущербность современного сознания: «...страх, сам по себе, ничто, – нужно лишь избегать чувства страха. Именно страх в квадрате может вас уничтожить». Эмблематическим олицетворением страха пустоты существования являются мотивы испарения, неустойчивости: «Его голова была забита разными мыслями, которые он пытался упорядочить. Бесполезно. Все эти банальные мысли, в которых он не мог обнаружить логики, беспорядочно роились в его голове, постепенно улетучиваясь». Персонажи Эшноза представляют собой различные версии одиночества, растерянности, бессилия: «Грусть Поля – это грусть покинутого человека. Его жизнь – тундра без горизонта, полная мучительных испытаний, которые он переживает, боясь поднять глаза от луж». Писатель создает метафору современной цивилизации, в которой «научно-технический прогресс, изобилие материальных благ не могут компенсировать растерянность и бессилие человека». Новые повествовательные стратегии Эшноза, сочетая эстетический поиск с онтологическими, социокультурными, экзистенциальными проблемами, представляют реконструкцию модернистского повествования на другом мировоззренческом и эстетическом уровне.

Жан-Филипп Туссен (род. 1957)

В отличие от Эшноза, Ж.-Ф. Туссен не использует гибридных форм массовой литературы, не инверсирует механизмов де-

тективного жанра. Художественно-изобразительные средства у Туссена сведены к минимуму. О задачах творчества он сказал так: «Я понимаю функцию писателя как нечто живое и забавное... Как писатель, я должен переворачивать все вверх дном, чтоб мое творчество не вылилось в некую раз и навсегда застывшую форму». Произведение искусства, считает Туссен, «создано для игры и является своего рода воскресным днем жизни, возвещенным Гегелем».

Первые романы Ж.-Ф. Туссена «Ванная комната» («La Salle de bain», 1985), «Месье» («Monsieur», 1986) были опубликованы издательством «Минюи», открывшим миру С. Беккета, А. Роб-Грийе, М. Бютора. Публикация в таком престижном издательстве была радостной неожиданностью для автора.

В 80-е годы Туссен совмещает кино и литературное творчество. В 1987 г. режиссером Ж. Львофф был снят фильм по роману «Ванная комната», в 1989 г. Туссен сам снял фильм по роману «Месье», а в 1992-м – фильм по своему роману «Фотоаппарат» («L'appareil photo», 1988).

В 90-е годы все в том же издательстве «Минюи» появляются романы «Умолчание» («La Reticence», 1991), «Телевидение» («La Television», 1997), а затем в 2002 г. – «Заниматься любовью». Российский читатель познакомился с романами Туссена «Месье» и «Заниматься любовью» (в пер. И. Радченко «Любить») в 2006 г.

Романы Туссена – ироническое, воспроизведение стихии банальности, в которой ничего не происходит. «Незначительное является в его прозе историей, мелочи повседневного существования приобретают размах эпопеи». Произведения Туссена, вписанные в контекст «эры подозрения», пронизаны разрывом между реальностью и ее восприятием. Вместо мира значений (психологических, социальных, функциональных) мир констатации, присутствия вещей, которые доминируют над всякими разъяснительными теориями.