Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации

Вот как описывал этот процесс Е. Ф. Карский: «Воссоединение белорусов с общерусской жизнью, а после церковного акта 1839 г. и с церковью было причиной усиления великорусского элемента в западных областях. Особенно сильный прилив русских начал в край сделался после польского восстания 1863 года, когда разыгравшиеся на арене Белоруссии политические события заставили русских вспомнить о своем забытом детище. Устройство освобожденных крестьян, насаждение просвещения при посредстве народной школы, общая воинская повинность — требовали новых и новых приливов деятелей из внутренней России. Все это, начиная с бежавших сюда раскольников и заканчивая администрацией и школой последнего времени, не могло не отразиться на белорусском наречии. Оно постепенно теряет чуждые ему западные элементы, особенно заимствования из польского языка, заменяя их общерусскими словами. Этот процесс заметно совершается на наших глазах. Так восточная и северная окраины Белоруссии сильно поддались великорусскому влиянию: белорусские особенности сказываются здесь часто лишь в отдельных словах. Или возьмем „Словарь белорусского наречия“ И. И. Носовича, вышедший 34 года тому назад (1870 г.) и зарегистрировавший главным образом заимствования из польского; в настоящее время для молодых белорусов он представляет, с одной стороны, множество непонятных слов, как вышедших уже из употребления, а с другой — не имеет многих слов, которые теперь в ходу. Слова, общие с русскими литературными, не вошли в него по принципу. Язык церкви, а также довольно архаичная речь раскольников с богатым запасом церковнославянщины стали прививать белорусской речи элементы церковнославянские, которые почти совсем утратились в ней за время литовского и польского господства. Чтобы убедиться в справедливости сказанного, достаточно хотя бы бегло просмотреть „Белорусский сборник“ Е. Р. Романова, составленный из записей, сделанных главным образом в Могилевской и Витебской губерниях, где и раскольников много, да и давность общерусской жизни большая. И что особенно странно, славянизмы попадаются здесь иногда даже в фонетике (ср. нередкие у Романова — обѣщав, цилиса (тѣлеса), градъ, чадо, пярстамъ, млады, не говоря уже о таких чистых великоруссизмах, как, напр., возлюбленный, прiўкрасной, распрашаваць, дзѣствицялно, нельзя, потъ сохраненiемъ, площадзь, дзеньги, зависиць, являетца, пожалуста, дура, ленты, шкапъ, сцёклы, провизия, сундукъ, даляко, тяперыча, учицеля, приказали, обядзицялно, юношъ, господа и т. д.»^{{26, c.165}}

В этой связи весьма показательно состояние белорусских говоров Смоленщины (как говорилось выше, именно смоленско-полоцкие земли были ядром формирования белорусских диалектных черт), которые не впитали такого количества полонизмов в силу намного более короткого пребывания в составе Литвы и Польши, а потому имели минимальные лексические отличия от великорусских говоров. Вот что писал смоленский этнограф и краевед Иван. Орловский в начале ХХ века: «Язык Смоленских белорусов чище, чем Могилевских и Витебских; именно, в нем почти нет заимствований из польского языка, испорченного латынью и германизмами» [цит. по 31, с. 542].

Белорусский язык: от языкового единства к языковому сепаратизму

Процесс деполонизации белорусских и украинских говоров шел не так быстро, так как западнорусские земли оставались под сильным польским влиянием: социально-экономические позиции польской аристократии были по-прежнему сильны, «высокая» культура края оставалась преимущественно польской, а значит, сохранялось и польское влияние на речь простого народа.

Именно ситуация «раздвоенности» между русским литературным языком и разговорным наречием, испытавшим сильное польское воздействие, сделала возможной саму постановку вопроса, какой литературный язык должен быть у белорусов: общерусский либо отдельный, созданный на основе местных диалектов.

Новое время — время формирования наций которые, по Бенедикту Андерсону, представляют собой «горизонтальные братства», в рамках которых стирается сословная стратификация и складываются сообщества равноправных граждан. Именно нация вызывает к жизни такое явление, как унифицированный национальный язык, единый для всех представителей нации. В донациональный период единого языкового стандарта как такового не существовало, а в разных функциональных нишах использовались разные стилистические регистры, нередко представлявшие собой, по сути, разные языки.