Россия и русские стали первой цивилизационной силой, которая оказалась в состоянии по-настоящему связать это протяженное и малолюдное пространство и вывести его на арену мировой истории. В отличие от Европы, которая представляет из себя тесное и плотно населённое пространство, состоящее из нескольких конкурирующих друг с другом центров, «стягивание» Евразии в единую цивилизацию возможно только через установление этнокультурной доминанты, способной обеспечить связность обширного и редконаселённого пространства, которое без этого будет распадаться на изолированные или слабо связанные друг с другом фрагменты. Это, в свою очередь, предполагало включение других народов этого пространства в русский культурный контекст, их частичную или полную русификацию.
Русоцентричность постсоветского пространства — не его порок, как это часто пытаются представить, а системообразующая черта, без которой это пространство превращается просто в конгломерат несвязанных территорий.
Евразийство с его апологией «туранства» предполагает пересборку евразийского пространства как равноправного союза «евразийских народов», тем самым способствуя его внутренней фрагментации. Евразийство способствует не столько цивилизационному синтезу, сколько центробежным тенденциям, подталкивая в первую очередь тюркские народы к нарастающему сопротивлению объективно сложившемуся русскому цивилизационному доминированию.
Под «зонтиком» евразийства вполне могут распространяться такие подрывающие «евразийское единство» идеи, как пантюркизм или политический ислам в разнообразных его проявлениях. Для Российской Федерации это чревато всплеском сепаратизма в национальных республиках. При этом, поскольку тюркские народы распылены и не имеют явного лидера, такой сценарий чреват общим ростом конфликтности и хаотизации. Помимо пантюркизма, евразийство может стимулировать всплеск национализма или этнических панидей и у других народов, например, финно-угорских, в том числе практически полностью русифицированных.
Что касается российско-белорусских отношений, то евразийство фактически понижает их уровень.
Если в рамках западнорусизма российско-белорусские отношения оцениваются как эксклюзивные, отношения двух русских государств, то для евразийства они ничем не выделяются на общем фоне расплывчатого «евразийского братства». Евразийство не делает никаких различений между отношениями русских и белорусов и отношениями русских и тех же казахов. В практической плоскости это уже выливается в призывы перевести белорусско-российские отношения в формат Евразийского союза, который является куда более размытым и менее обязывающим образованием, чем Союзное государство.
Евразийство ориентирует Россию на воссоздание многостороннего формально равноправного союза в границах бывшего СССР, а в более радикальных версиях, восходящих к неоевразийству Александра Дугина, — на формирование панконтинентальных союзов с участием Ирана, Китая и Германии. В сегодняшних условиях эти фантомные имперские и даже глобалистские боли представляются вредными и опасными, поскольку подталкивают к политике, выходящей за рамки ресурсных, экономических и просто моральных возможностей России в её нынешнем состоянии.
Куда более реалистичными представляются сценарии интеграции, которые учитывали бы степень культурно-языковой общности, то есть вовлеченности в русский культурный контекст. В этой связи более предпочтительным выглядит не выстраивание громоздких многосторонних союзов по типу ЕС, а система более гибких двусторонних альянсов вокруг России (что, конечно, не исключает и многосторонних рамочных договоренностей в экономике, военно-политической сфере и прочем), система разноскоростной интеграции.
При этом те же российско-белорусские отношения, как отношения двух русских государств, будут существенно отличаться от отношений с Казахстаном, а отношения с Казахстаном, где всё ещё сохраняется сильное русское культурно-языковое и демографическое присутствие, от отношений с Узбекистаном или Азербайджаном, где такое присутствие сводится к минимуму.
Консолидация русского мира как пространства, объединенного русским языком и культурой, и решение его внутренних задач, должны сегодня превалировать над глобалистскими и паконтинентальными мегапроектами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ