В дверном проёме показалось лицо Котиля, грязно-серого цвета, с заметными бородавками, с выражением ярости, решимости идти до конца. Это заставило майора остановиться. Он покрепче сжал рукоятку пистолета, всматриваясь во врага. Краем глаза, не смея отвлечься, он проконтролировал, где находятся его подчиненные. Те были неподалеку и тоже застыли, впервые в относительной близости увидев преследуемого.
— Ну и красавец, — пробормотал майор. — Начудили они в своих лабораториях.
Решительно прогоняя охватившую его слабость, он стиснул зубы и сделал полшага вперед.
— Слушай, ты! — крикнул он, направляя пистолет в сторону Котиля, — если хочешь жить, сдавайся по-хорошему!
В ответ, Котиль засмеялся, зловеще и издевательски.
— У меня двое заложников! — рявкнул он. — Хотите увидеть их живыми — бросайте оружие и валите отсюда! С буровой можете распрощаться! Это мой мир!
— Да плевать я хотел на твоих заложников! — крикнул в ответ майор. — Можешь поотрывать им головы! Выходи по-хорошему, иначе пристрелим, как собаку!
— Поотрывать головы? А это идея!
Котиль нырнул внутрь, и майор снова медленно двинулся к воротам склада, сделав знак своим следовать за ним. Те пошли, горбясь и выставив автоматы наизготовку. Майора догнал лейтенант и обронил сквозь зубы:
— Майор, не слишком ли смело вы блефуете? Он и правда что-то сделает заложникам.
— А я не блефую.
— В смысле?
— Прямом. Мне нужен он. Живым. А с заложниками пусть делает, что хочет.
— Как, что хочет?
— Мало работяг на свете?
— Да вы что, майор?
— Бардаганов найдет ещё тысячу.
— Вы с ума сошли?
— Командую здесь я, лейтенант.
— Да пошел, ты, майор!
— Я приказываю….
— Я не буду исполнять таких приказов!
Мурдяков молча, неожиданно, без тени эмоций, развернулся и выстрелил лейтенанту в ногу. Тот вскрикнул, схватился за рану и припал на колено. Майор подошел к нему и вырвал пистолет.
— Такой, как ты, ещё и в спину выстрелит. С предателями разговор короткий.
Он обернулся к складским воротам и выкрикнул в полный голос:
— Ты видишь, что ты наделал? Уже двоих покалечил! Мы тебя всё равно возьмем, тебе некуда деваться! А если нет — пристрелим! Ты ведь хочешь жить? Выходи по-хорошему!
Вместо ответа из дверей, по-прежнему распахнутых, вылетел мешок. В нем было что-то округлое. Полицейские вздрогнули, готовые отскочить в сторону. Прокатившись по траве, мешок остановился неподалеку от майора.
— Ты сам подал мне идею, — крикнул Котиль, выглянув наружу. — Там голова. Ты хочешь получить вторую? Если нет — валите отсюда! Я не хочу больше никого убивать!
— Да плевать я хотел, кого ты убьёшь! Неужели ты до сих пор ничего не понял?
Майор спокойно стоял, широко расставив ноги, в тридцати шагах от входа, сжимая в каждой руке по пистолету. Двое с автоматами по обе стороны от него застыли, слегка побледнев.
— Но, майор… — неуверенно проговорил один из них.
— Сержант, закрой рот, — выплюнул Мурдяков, и, понизив голос, продолжил: — Молча выполнять приказ. Вперед. Не стрелять. Не дай бог вы пришьёте его!
— Не убивай заложников! — закричал вдруг раненый лейтенант страшным голосом, всё так же стоя на колене. — Ты им нужен живым! Они ничего тебе не сделают, только вешают лапшу на уши! Уходи, беги! Тебе ничего не угрожает!
Майор резко развернулся и злобно посмотрел на лейтенанта, глаза его были страшными, нижняя челюсть подрагивала.
— Ты мне никогда не нравился, лейтенант. Чистоплюй ты.
Он вскинул пистолет, коротко прицелился и выстрелил. Пуля попала лейтенанту в лоб и вышла с обратной стороны, разнеся ползатылка. Лейтенант упал в траву, разбрызгивая мозги и кровь.
Котиль, видевший это, отскочил от двери как ужаленный. На секунду застыв в неподвижности, он вдруг скорчился, словно от сильной боли в желудке, глаза закрылись, лицо исказилось мукой.
— Что…. там? — едва оттягивая голос, спросил молодой рабочий, стоявший поодаль.
— Что там? — переспросил Котиль, в упор, зло зыркнув на него. — Что там? — он повернулся к старшему, который сидел на ящике и не знал, что и думать. — Там он хладнокровно убил своего. А вы слышали, как он сказал, чтобы я убивал вас? Ему все равно, понимаете или нет? Им плевать на все, на ваши жизни, ваши руки-ноги, которые отрывает у вас во время каторжной работы! Бросьте это все! Вы — люди! В отличие от меня!
— Нет, — едва слышно проговорил старший, а молодой покачал головой.
— Пошлите их всех!
— Нет.
— Идите со мной!
— Нет.
На некоторое время Котиль снова застыл, как восковая фигура, не зная, что предпринять. Отчаяние затопило его, парализующее отчаяние, убивающее все надежды. Он был один, как пуля в полете; никто не поможет ему в борьбе, ничто не изменит этих людей. Способность к бунту, желание бороться за своё, кровное, гордость свободного существования вытравлена из них навеки. Лейтенант взбунтовался, и тут же был убит. Его простреленная голова, мозги, разбрызганные по траве, стояли перед глазами Котиля.