Запах гари

— Э нет, Бардаганов. Проблемы уже переросли ваши личные рамки, — вставил полковник. — Вы ущерб государству наносите.

— Что? Что вы несёте?

— Хватит дурачком прикидываться! — рявкнул младший агент, прохаживаясь взад-вперёд, не вынимая рук из карманов. — Ты хочешь сказать, что налоги платишь в полном объеме? Все до копейки отдаёшь родному государству?

— А то нет!

— И на буровой у тебя всё в порядке? Охрана труда соблюдается? Сколько людей покалечились из-за твоей жадности, сколько рук — ног поотрывало?

— Пусть головой думают, перед тем как совать руки-ноги куда не надо.

— И с экологией ты в ладах? Ты ж весь край отравил! В реке ни одной рыбины не осталось! После тебя, как после ядерного взрыва, выживут только крысы и тараканы!

— Ну, хватит всякую чушь плести! Сами знаете — рыба гниёт с головы!

— Рыба гниёт оттуда, откуда ей сказано гнить. А насчет налогов, Бардаганов… — сказал полковник, слегка ослабив узел галстука.

— Можете проверять, у меня все документы в порядке.

— Да кому нужны твои документы! — в прежнем тоне гнул второй. — Без документов всё видно, как на ладони. Картина маслом, так сказать.

— Что видно?

— Если б ты платил все налоги, на какие шиши купил бы столько недвижимости? Две квартиры здесь, квартира и дом в Москве.

— Какой дом в Москве?

— Ого, какой! Столько этажей, что и сосчитать трудно! Ну конечно, на брата записан — значит не твой. Хочешь, чтоб мы и братца в оборот взяли? Придётся, если ты такой упрямый. Будет брату подарочек — лет десять на зоне. А счета в банках? Ну, это конечно, мелочи — открыто всё, официально; смотрите, мол, проверяйте — нажил непосильным трудом. А в Швейцарии…

— Ну ладно, хватит сочинять!

— Вот именно, хватит, Бардаганов, — укорял полковник. — Ходим вокруг да около, уговариваем вас, как красну девицу. Все ваши счета и недвижимость арестованы. Будем расследовать, сколько вы украли у государства.

— Ах вы ж…. Да я всю жизнь на государство только и пахал! Когда было все нормально, то вы глаза закрывали — экология, руки-ноги оторванные…. А только попал Бардаганов в переплет… Вы на падаль и сбежались, как гиены.

— Из любого переплета можно выбраться, если, конечно, избрать верный путь.

— Какой ущерб нанесён буровой? — после недолгого молчания хрипло обронил Бардаганов.

— Сожжена цистерна на хранилище. Ещё там что-то…

— Ну это… переживу.

— Переживёт он! — вскричал полковник и быстро, в гневном порыве достал из кармана телефон. — Варьюнов? Здравствуй. Слушай, тут Бардаганов переживает, что мало ущерба нанесли буровой. Всего одна цистерна на хранилище сгорела, понимаешь ли! Этот, с серой рожей, он же выродок. Он мог ведь и две цистерны сжечь! Конечно, мог! Да всю буровую вместе с самим Бардагановым впридачу! Устрой там всё, пусть небо еще немного покоптится. Возвращение серого, так сказать, вторая часть. И люди тоже могут пострадать, ещё лучше будет.

— Да вы чего беспределом занимаетесь! — взревел Бардаганов. — Понял я всё, понял!

— Давай, Варьюнов, делай!

— Не делай!

— Давай, занимайся, не слушай крикунов. До встречи.

— Да вы уроды просто! — Бардаганов рванулся так, что загудел металлический уголок, к которому были привязаны руки.

— Сколько бывает неприятностей из-за упрямства, — благожелательно, даже по-отечески выговорил полковник. — Пора начинать головой работать, Бардаганов. Не мальчик уже.

18

Котиль отошёл от буровой недалеко. Повесив на плечо автомат, он медленно брёл по тайге, минуя буреломы и овраги, иногда тревожно оглядываясь. Гудения пламени пожарища, криков людей и шума автомобильных моторов сюда слышно не было, но в просветах над деревьями клубился чёрный дым, который подымался к солнцу и уродовал ясную синь летнего неба.

Он не чувствовал никакой радости от того, что вышел победителем в схватке, частично утолив жажду мести, жажду справедливости. Победа в бою, осознание своей силы ясно показали ему и его слабость, его уязвимость. Порядочность — вот ахиллесова пята, которая для его врагов станет целью, как для наркомана доза. Ясно, как день, что их не остановит ничего. Убитый лейтенант с разнесённым черепом, распростёртый на земле, как символ их неуязвимости стоял перед его глазами. Да разве только он один? Они не останавливались перед смертью миллионов, не остановятся и сейчас. Ничего не изменилось в этом мире в лучшую сторону, ничего. Души большинства людей по-прежнему разъедает эгоизм. Если они сами не станут творить зло, то с отрешённым видом закроют глаза на деяния самых злых, самых циничных, лишь бы им от этих деяний перепала подачка, позволяющая влачить жалкое существование.