Запах гари

Котиль стоял неподвижно, вполоборота, и ждал. Лицо его застыло, глаза, казалось, потемнели от гнева, упрямства добиваться своего во что бы то ни стало, и ещё от чего-то невыразимого. Доберман прыгнул, взвившись в воздух за несколько метров от него, прекрасный в отчаянном броске, в напряжении мускулистого, поджарого тела. Пасть его растворилась, обнажая огромные клыки, глаза жутко сверкнули. Котиль уклонился, в доли мгновения сдвинувшись на полметра, и ладонью ударил собаку по шее. Доберман отлетел в сторону, словно в него попало пушечное ядро, перевернулся, сминая розовые кусты, но через мгновение, глухо зарычав, снова бросился в атаку. Котиль ударил его кулаком по голове, но доберман успел клыком оцарапать ему руку, и на кисти появилась серая кровь. Пес, получив серьезный отпор, поубавил пыл. Он застыл на мгновение в нескольких шагах от врага, злоба клокотала у него в глотке, глаза горели. Наученный людьми честно выполнять свой долг, не умеющий притворяться, он снова кинулся в атаку. Котиль ловко обеими руками вцепился ему в шею, перевернул тело собаки и грохнул им об асфальт. После глухого удара пес заскулил, как щенок, но отвага оставила его ненадолго, и он снова зарычал, намереваясь идти до конца. Котиль перехватил руку, вцепившись ему в загривок, другой рукой схватил за хвост и легко воздел тело собаки над головой. Все это он проделал в доли секунды, упиваясь своей силой и уверенностью. Глухо выдохнув воздух, он резко опустил тело добермана на выставленное колено. Позвоночник, хрустнув как сухая ветка, сломался. Котиль отшвырнул тело и, резко повернув голову, злобно взглянул на охранников.

Несмотря на тёплый день, те побледнели, растерянно наблюдая за происходившим. В руках один из них, коротко стриженный, с вдавленным, словно перебитым носом, держал пистолет, второй, с худощавым лицом, нервными пальцами тоже рванул клапан кобуры. Котиль видел это, но не спешил ничего предпринимать. Уверенность в себе, усиленная победой над доберманом, переполняла его, злость кипела в сердце. Эти люди сделают всё, чтобы его остановить, но он тоже готов на многое. У него есть все шансы выйти победителем, в десятки, в сотни раз больше шансов, чем у обычного смертного, придавленного жизнью и измождённого болячками. Должна же существовать в этом мире, в конце концов, хоть тень справедливости!

— Крысы! — сдавленно воскликнул худощавый, сумев извлечь, наконец, из кобуры пистолет.

— Плевать на крыс! — со зверским выражением лица прорычал другой, передергивая затвор. — Ну-ка, стоять, не двигаться! — крикнул он Котилю и прицелился.

Котиль стоял и не двигался, словно выполнял команду и не думал сопротивляться, вперив взгляд в противников, лишь грудь его едва заметно вздымалась. Доберман с переломанным позвоночником громко скулил и бессильно сучил лапами. Крысы, принюхиваясь и деловито семеня по асфальту, острыми, как бритва, зубами неспешно и без суеты впились в тело собаки. Доберман завыл, протяжно и жалобно, предчувствуя страшную, бесславную кончину. Все мимовольно глядели на собаку; у худощавого лицо покрылось потом. Крупная чёрная крыса вцепилась доберману в горло. Тот перестал выть и захрипел, изо рта его выступила кровавая пена, воздушными пузырьками окрасившая асфальт.

— Пошли вон! — заорал коротко стриженый и бросился на выручку доберману. Не добежав шагов десять, он стал стрелять в крыс, и только напрасно потратил патроны. Котиль тем временем отбежал к углу здания. Остановившись, он крикнул:

— Лучше б ты собаку пристрелил!

— Эта собака стоит десятка таких, как ты! — взревел стриженый и, быстро вскинув пистолет, выстрелил в Котиля. Тот отскочил за угол; пуля, срикошетив о кирпичную кладку, прошла мимо.

— Собака стоит десятка людей! — с невыразимой болью в голосе воскликнул Котиль. — До чего вы дошли! Что у вас вместо мозгов?

Котиль выглянул из-за угла и с укором посмотрел на охранника.

— Собаку пристрели, говорю! И себе пулю оставь, не пожалеешь!

Тем временем асфальт вокруг обречённого добермана все больше окрашивался кровью. Из перекушенной артерии в горле кровь выходила толчками. Крысы тоже перемазались кровью и сновали вокруг тела жертвы, словно нечисть на картинах Босха. Кончик хвоста добермана мелко подрагивал в агонии. Стриженый, в глазах которого блеснули слезы, поменял обойму и выстрелил ему в голову. Тотчас он снова стал палить в крыс, изливая на них свою ярость и матерясь с отчаянием в голосе. Напарник его достал телефон.

— Мы с тыльной стороны здания. Тут полно крыс!

Спрятав телефон, минуя крысиное пиршество, он бросился за Котилем. Стриженый, прихрамывая, побежал за ним.