Запах цветущего кедра

Стас пригубил, но вкуса не ощутил. Что-то маслянистое, густое и вроде даже без запаха.

— Всё удовольствие стоит триста семьдесят тысяч евро! — похвастался Галицын.

— Пузырёк?

— Да нет! — он расхохотался. — Производственная линия! Представляешь — окупилась за один сезон. Видал, этикетки на китайском и английском? Всё сразу за рубеж идёт. Это не считая лущёного ореха, живицы!

— Амазонки тоже пешком ушли? — перебил Рассохин.

И этот вопрос полковнику не понравился, но ничуть не погасил восторга.

— Что тут особенного? Знаешь, какие это женщины? Для них шесть километров!.. Думаешь, как свежую продукцию отправляем? Через китайский участок. Молоко хоть и консервированное, а долго держать нельзя. Пошли лосей смотреть!

Они вышли из цеха на улицу.

— А кто же вчера мычал? — вспомнил Стас.

— Мычал? — изумился полковник. — А, понял! Это запись, из динамиков. Обережные мантры, защита от сил зла.

И указал на угловую вышку, где виднелся серый квадрат уличной музыкальной колонки.

— Помогают мантры?

— Ещё как! Я со всем не разобрался, там что-то связано с материями, вибрациями... В общем, отпугивает злые сущности. Но ты не заморачивайся, погляди, какие телята!

В загородке бродило десятка полтора новорождённых лосят, совсем ручных, как у молчунов.

— Сейчас растёл идёт, — пояснил Галицын, с крестьянской любовью взирая на длинноногих неуклюжих сеголетков. — Уже двенадцать дойных маток! А всего у нас тридцать семь голов!

Матки чуяли близость своих детёнышей, и из отворённых зарешечённых окон фермы доносилось призывное хорканье.

— А что тут дикие самцы по осени делают! — вспомнил опер свой охотничий азарт. — Говорят, до десятка вокруг зоны собирается! Бои устраивают! Бабы глядят с вышек! Одомашненных коров не самцы огуливают. Искусственное осеменение...

И опять оборвался на полуслове.

— Лосих сам доишь? — съехидничал Рассохин. — Или Матёрая помогает?

Тот усмехнулся и поманил рукой.

— А ты иди сюда!

И завёл внутрь барака, приспособленного под ферму. В отдельном боксе было светло и бело, как в операционной. Тут же висели доильные аппараты, шланги, какие-то бачки из нержавейки и стеклянная тара для расфасовки.

— Всё оборудование — финское, — со сдержанным восторгом объяснил полковник. — Штучного производства. Здесь сами и консервируем по их технологии. Ещё на полтораста тысяч.

— Сами и пьёте? — Стас открыл массивный высокий холодильник, забитый бутылками молока.

— Пьём! — развеселился ясашный. — Водки больше не хочется! И продаём китайцам. Накопим крупную партию, сделаем отправку. Элексир бессмертия с витамином счастья. Они умеют ценить продукт. Это Клондайк, брат!

Он открыл внутреннюю двойную дверь — и сразу же пахнуло горьковатым скотским навозом, стойким запахом домашних животных. Только из сумрачных денников, устроенных, как на конюшне, торчали лосиные головы.

— Маточное поголовье, стельные самки.

И договорить не успел, как за спиной выстрелом хлопнула дверь — ив белом боксе очутилась Матёрая.

— Они летят, Яросвет, — без паники, но с апокалиптической значительностью в голосе сказала она. — Вертолёт!..

— Ну и пусть теперь летят! — как-то уж очень легкомысленно воскликнул тот. — У нас долгожданный гость, Матёрая!

Хозяйка Карагача была в своей скрипучей косушке, белоснежной блузке с низким, откровенным разрезом и брючках из змеиной кожи. Несмотря на свой трепетно-притягательный вид, эротичной не выглядела, как в первый раз. Матёрую трудно было представить рассеянной, однако она заметила Рассохина не сразу, но зато сразу же переменилась.

— Знала: ты придёшь сам, — сказала уже гипнотическим голосом и обласкала взглядом, словно крыльями. — Ты ведь тоже не хочешь контакта с внешним подлым миром?

Рассохин насторожился: гул вертолёта уже слышался и помещении.

— Да уж, лучше бы с ним не встречаться...

— Пойдём на улицу! — ревностно предложил Галицын. — Посмотрим!

Взял Матёрую под руку и повлёк к дверям. Та демонстративно отстранилась и вышла сама.

Вертолёт МИ-8 заламывал круг над Гнилой Прорвой. Ласточек в небе уже не было, словно ветром сдуло, перепуганные лосята жались к забору, а появившийся откуда-то кавказец носился возле административного корпуса и лаял в небо.

— А если сядет к нам? — полушёпотом предположила хозяйка.

Полковник сохранял спокойствие и рассудительность одновременно с улыбчивостью.

— Куда он сядет, сама подумай? Кругом разливы, ни одной площадки. Мы на острове, понимаешь?

— На берег...

— Откос крутой...

— Там и ровного места хватит.

— А ульи? Всяко на пасеку не сядет.

Этот их разговор был междусобойным, скорым, и вертолёт словно подтвердил уверенность Галицына, завершил круг и стал заходить на Гнилую Прорву. Ещё через минуту он скрылся за лесом, но Матёрая расслабилась, только когда стих шум винтов.

— Что я говорил?

Полковник приобнял Матёрую, но она высвободилась и заспешила на каблучках к угловой вышке. Не взбежала — вознеслась! Галицын взирал на неё влюблённо, однако сказал по-ментовски, хоть и весело, но всё-таки грубовато, забывшись, что перевоплотился и носит другое имя:

— Заменжевалась баба...