Барии изучающе посмотрел на толстого Петерсона. На какое-то мгновение у него создалось впечатление, что полицейский пытается дать ему доброжелательный совет. Потом он сказал себе, что ошибается и что флик — его недруг. Это был человек Дюрана.
Алварец тем временем достиг двери, и ему удалось уцепиться за ручку. Он попытался встать, но ноги его не слушались, и он растянулся на полу, ругаясь по-португальски. Потом он закрыл глаза и заснул, прижавшись к двери.
— Итак? — спросил Петерсон,
— Я еще вернусь.
Барни подошел к стойке и заплатил за пиво. Подойдя ко входной двери, он оглянулся и увидел, что Петерсон поднимает Алвареца.
Потом он вышел из бара.
Барни доехал до Ориент-стрит и остановил машину на аллее, засыпанной опавшими листьями. Дом был освещен. Он прошел по лужайке, погладил голову бронзового оленя, украшавшего вход, и вошел в дом.
На первом этаже звучала музыка, она наполняла просторный холл, на стенах которого висели портреты предков семьи Хэммондов. Барни удивленно нахмурил брови: обычно в старом здании царила тишина. Он вошел в дверь налево и оказался в библиотеке. Там сидел Генри, одетый в серый пуловер, старые брюки и сандалии. Его светлые волосы были в беспорядке, а глаза на напряженном, жестком лице сердито блестели.
— Наконец-то ты явился! — дрожащим голосом бросил он,—Я жду тебя. Ты должен вышвырнуть их за дверь.
Барни недоумевающе посмотрел на него.
— О ком ты говоришь?
— О твоих друзьях! Об этой потаскухе, которая имеет наглость говорить, что она твоя невеста, и твоем менеджере.
— Лил и Гизе?
— Потаскуха,— повторил Генри.
— Они здесь?
Генри утвердительно кивнул головой. Он пребывал в страшной ярости, грозившей в любой момент стать взрывом.
— Я не потерплю их присутствия у себя! Это ясно? Мне наплевать на то, что ты делаешь вне дома, но я не потерплю этих людей здесь!
— Успокойся, я пойду повидаю их.
Шагая через две ступени, он поднялся по большой лестнице и легко обнаружил Лил. Она сидела на краю кровати в его собственной комнате. Очень сердитый, он вошел и прислонился к косяку двери.
— Ты чувствуешь себя непринужденно, надеюсь?
Она подняла голову и улыбнулась.
— Я чувствую себя здесь как дома, дорогой... Я ждала тебя почти два часа в гимнастическом зале сегодня утром.
— Черт возьми! Что все это означает?
На ней было тонкое одеяние, позволяющее догадываться о формах тела. Она только что расчесала свои длинные светлые волосы и еще держала в руке ручное зеркало. Ее духи заполняли комнату.
— Мы устроились здесь. Я сказала Гизу, что глупо оставаться в «Гринвуде» и оплачивать номер в отеле, когда у тебя есть этот большой дом с незанятыми комнатами...
— Это не «мой дом»,— хриплым голосом возразил Барни.— Он принадлежит моему брату.
— И что же? Это ведь одно и то же, не так ли? Раз ты собираешься остаться в Батерли до своего поединка с Реганом, нужно, чтобы у нас были комфортабельные условия.
— А где Сантини?
— В своей комнате, на втором этаже. Он любит уединение. Он решил немного вздремнуть, пока я его не позову к обеду. Это я занимаюсь обедом.— Она потянулась.— Не смотри на меня так, Барни, можно подумать, что ты меня больше не любишь.
— Может быть, и нет,— холодно ответил он.
— Я думала, что ты меня простил.
— Речь идет не о деньгах.
Она опустила руки, и глаза ее стали холодными. Он никогда не видел у нее такого выражения лица.
— Это потому, что ты встретился со своей бывшей любовью?
— Возможно.
— Несмотря на то, что она замужем за большим тузом в этом городе?
— И что же?
— Ты совершенный идиот!
— Какую ты выбрала комнату? — резко спросил он.
— Ту, которая напротив, дорогой.
— Тогда возвращайся туда. Или, вернее, сначала спустись вниз, на кухню, и приготовь обед. Ты должна превзойти себя. Будет нелегко уговорить Генри позволить тебе остаться здесь.
Он вышел из комнаты.
Генри ожидал его в библиотеке.
— Итак?
— Будет лучше позволить им остаться.
— Ни за что на свете!
— Ты хочешь окончить ремонт «Мери Хэммонд»? Или нет?
— Не вижу здесь связи.
— Я сказал тебе, что это Сантини дал мне деньги, и он должен мне еще три тысячи долларов. Если ты хочешь, чтобы «Мери Хэммонд» вышла в море, постарайся быть с ними любезнее. О’кей?
Сказав это, он повернулся и вышел из комнаты, а затем и из дома.
В Батерли дул холодный, сухой ветер. На море блестели серебряные лунные дорожки. На другой стороне улицы располагалось массивное жилище Дюранов: огромный гранитный блок возвышался на Ориент-стрит.
Барни вспомнил о приглашении Джо. Он решил не ходить туда, и не только из-за Лил и Джо или из-за того, что Генри был бы недоволен, а потому что не рассчитывал на сердечный прием со стороны Малколма после их разговора у Марии Родригес. Он собирался перейти улицу в надежде увидеть Джо и извиниться, когда из-за угла появилась машина и ослепила его своими фарами. Машина остановилась у тротуара, рядом с Барни.
— Добрый вечер,— послышался голос Джо.— Я как раз хотела тебя видеть.
— Прости, во я не смогу прийти к вам обедать.
— Понимаю. Я хочу поговорить с тобой.
— Здесь, на улице?
— Садись в машину, мы немного поездим.