Запахи чужих домов

Мотор затихает, я просыпаюсь и вижу, как Дамплинг в резиновых сапогах осторожно ступает на отмель, толкает лодку к берегу и привязывает ее к ели, отливающей красным в лучах солнца. Мама Дамплинг тут же вылезает из лодки, чтобы разжечь костер; она чем-то похожа на белку, которая распушила свой хвост и сложила лапки вместе.

Банни пытается вытащить из лодки мешки, на которых я спала: она выдергивает их из-под меня; мы начинаем мутузить друг друга, катаясь по дну лодки, но тут Дамплинг начинает ее раскачивать, хочет опрокинуть нас в воду. Теперь, когда можно просто веселиться с Банни вдали от Фэрбанкса, жизнь кажется простой и легкой.

Все принимаются суетиться: сметают с деревянной платформы для палаток лосиный и заячий помет, колют дрова, собирают палатки и сушилки для рыбы, ставят на огонь турку, в которой варится кофе.

Мои родители никогда не заботились о том, чтобы заготовить лосося на зиму. Отец Дамплинг всегда не скупясь раздавал рыбу всем в Берч-Парке, так что, когда речь заходила о зимних запасах, мама просто пожимала плечами и говорила: «Ну и зачем так упахиваться?» Но я не чувствую себя уставшей.

Я чувствую себя частью семьи.

Глава седьмая. Не спрашивай, не говори. Элис

В тот день, когда нас обогнал паром, я была единственной, кто видел, как с него за борт, к стае косаток, упал парень. Паром даже не стал разворачиваться; казалось, никто на палубе не заметил произошедшего. Я ни разу не спускала «Пеликана» на воду сама, страшно, но страх — удивительная вещь.

Как, впрочем, и случайность. Папа что-то передавал по радиосвязи (в такие моменты все его внимание сосредоточено на сообщении), а дядя Горький был внизу в машинном отсеке, поэтому никто не видел, как я с трудом отвязала «Пеликана» и оттащила шлюпку с мостика на палубу, а потом спустила ее в воду. Времени подумать, позвать кого-то или спросить разрешения просто не было. Когда папа и дядя наконец меня увидели, я, сидя на надувном плоту, уже гребла к китам. Даже не представляю, о чем они тогда могли подумать. Но у меня в голове было одно: скорее, пожалуйста, опоздать нельзя.

Но вот на поверхности воды появился парень, кажется, мой ровесник, хотя с моего ракурса трудно было сказать наверняка. Он качался на волнах лицом вниз, и я смогла схватить рукав его намокшей клетчатой куртки. Спасательного жилета на нем не было; странно, как он вообще держался на плаву, ведь он был без сознания. А вдруг уже умер? Может, я все-таки опоздала. Вот тогда мне захотелось, чтобы со мной сейчас был хотя бы дядя.

Я тянула его изо всех сил, но он был такой тяжелый, что у меня не было шансов втащить его тело в шлюпку, и с каждой минутой паника нарастала.

— Ну же, тупица, — сказала я ему, будто оскорбления могли мне как-то помочь, и внезапно его рука и все тело стали намного легче. Я упала на спину в «Пеликана», а парень приземлился рядом с мной, как будто сам запрыгнул в шлюпку. Вот только он остался лежать без движения. Тут я услышала громкий лающий звук и щелканье около шлюпки. Я пригляделась и увидела блестящий черный нос кита так близко, что могла почувствовать его дыхание.

— Это ты мне помог? — прошептала я. Под ладонью я почувствовала холодный гладкий нос, скользкий, как сливочное масло. Я была так очарована, что почти забыла о безжизненном теле, лежащем в шлюпке, но косатка подтолкнула «Пеликана» в сторону «Кальмара», который шел нам навстречу. Парень и правда оказался моего возраста — теперь, когда его мокрые волосы были откинуты назад, это было видно.

Точеные, как у древнеримского бога моря, черты лица и безмятежный вид: на человека, который с трудом выбрался из океана, он похож не был. Я слышала много жутких историй о телах, которые выбрасывало на берег, но в теле этого парня ничего пугающего не заметила. Оно не было мертвецки бледным, порезов и крови я тоже не увидела. Но меня поразило не только то, что парень так хорошо выглядел, но и что, пока я в панике гребла совсем рядом с косаткой, в моей голове были мысли о том, что он очень красивый.

Я опустила весла, и косатка еще раз подтолкнула «Пеликана» — так сильно, что я услышала скрип резинового борта шлюпки, — а потом огромный кит ушел обратно под воду. Я увидела на его спине серое пятно, напоминающее седло, и, зная, что теряю драгоценное время, на секунду задумалась, каково это — прокатиться верхом на косатке. Потом я принялась грести быстрее.

В моей крови все еще кипел адреналин, но я заметила, что папу трясло, когда они с дядей затаскивали парня на борт «Кальмара». Папа так слабо привязал «Пеликана» к корме лодки, что мне пришлось подтянуть узел, иначе шлюпка уплыла бы прочь.

Я смотрела, как папа нажимает парню на грудь и вдыхает воздух ему в рот, и не могла перестать думать о том, что мне, кажется, помогла косатка, сначала подняв тело из воды, а потом подтолкнув шлюпку. Глядя на парня, раскинувшего руки на палубе, я гадала, жив ли он. Его длинные ноги были подогнуты; он лежал босой, не считая красного носка на левой ноге.