Запахи приносятся неожиданно

Парень шире распахнул дверь, выпустив из помещения новый пучок дрожащего света. Тот выпал наружу и отразился холодными бликами в глазах второго пса. Собака зарычала. В ответ – досадливая гримаса Андрюхи. Как и в предыдущий раз, занесенная ступня замерла над порогом. Он икнул, сплюнул, снова нервно проворчал что-то и сильно захлопнул дверь. Девушка вздохнула, не понимая, почему псы не выпускали парней. Тьма сгустилась больше, опустившись сверху и растворив последние тени. Духота уменьшилась. Из оконцев-отдушин строения слабо выбивался мерцающий вялый, быстро умирающий свет. Время шло, Бурих не появлялся. Необъяснимое волнение в душе Катюхи нарастало, убивая желание спать. Между тем внутри строения готовились ко сну. Володька протопал в спальню, сбросил обувь, закатал штанины, молчком растянулся на шкуре вдоль темной стены. Несвежий запах ударил в нос, шерсть кольнула щеку, парень повернулся на спину, взгляд запутался в разводах теней на шероховатом потолке, медленно веки смежились, и он захрапел. Андрюха, шумно пыхтя, возился у другой стены, расстегнул рубаху, ослабил ремень на поясе, недовольно поворчал, подоткнул под затылок руки, угомонился. Ванька долго сидел за столом, дожидаясь Катюху. Облокотился на столешницу, подбородок в ладонь, прикрыл глаза. Очнулся оттого, что подбородок сорвался с ладони. Неловко вскочил, половицы заохали на разные голоса, оханье разбежалось по углам деревянным кряхтеньем. Как резаные свиньи завизжали дверные петли, когда потянул за кривую замызганную ручку двери. В полосе света взгляд выхватил пса с желтыми глазами, за полосой света – темный силуэт Катюхи. Вырубка утонула во тьме. Густой ночной воздух накатил стойким собачьим духом. Парень нахмурился и закрыл дверь.

Когда, минут за двадцать пять до полуночи, в воздухе разнесся тупой, оседающий с небес, однообразный гул, трое парней уже крепко дрыхли. А над вырубкой словно чья-то невидимая рука неспешно катила по ухабистому небу огромное тяжелое колесо. Гул ширился, наполняя окружающее пространство смятением. Собаки заволновались. Гладкошерстый пес оторвал морду от колен Катюхи, отступил, прислушался, налился мускулами и захрипел, точно ему на шею накинули и затягивали тонкую петлю.

– Что это? – тихо спросила девушка, гул изрядно давил на ушные перепонки, на затылок, на плечи, на спину, вынуждал тело скукоживаться. Оно сжималось, пытаясь уменьшиться и спрятаться от гула. На миг девушка забыла о собаках, сцепила пальцы, выдохнула озираясь. – Кто-нибудь скажет, что происходит?

Шерсть на псах вздыбилась, яростное захлебывающееся рычание стало выворачивать собак наизнанку, выгибать им спины и вытягивать шеи, прижимая к земле. Так готовятся к отражению нападения. Катюху пронизал страх, тяжелым катком прокатился по всему телу, вмял в пень и взорвал мозг, обездвиживая. Исчезли силы, пропало ощущение рук, ног, пня, земли, чугунная тяжесть раздавила, остановила дыхание. Но неожиданно ночь расступилась, на небе вспыхнули звезды, ярче и ярче, возникли тени. В ту же секунду разнесся всхлипывающий короткий непонятный вой, как призыв. Шерсть у собак зазвенела железными иглами, уши застыли коваными наконечниками, морды заострились, как пики воинов, тела превратились в мускулы. Псы сорвались с места. Вырубка ожила. Собаки неслись от построек, от мрачного ельника, от горбатых пней. Сбивались в единую темную массу и плотным потоком исчезали в черном тоннеле. Шум умер, в ушах зазвенела тишина. Девушка вскочила, не понимая поведения собак, кинулась к мрачной дыре тоннеля.

В это время Петька находился на прибрежной поляне. Сторожко вглядывался из высокой травы в темную даль города. Мерцающий свет звездного неба слабо стелился по спокойной черной глади реки, по густой траве, асфальту набережной, едва проявляя черные пятна уходящих к мосту строений, а далеко за ним тусклое городское сверкание. Уловил шуршание травы у себя за спиной. По запаху догадался, кто приближается. Не оборачиваясь, спросил:

– Чуешь, Александр? – С двух сторон в траве возникли два пса. Парень привычно положил руку на шею гладкошерстному, которого назвал Александром. – Я тоже чую. Надвигается. Город неспокоен. Жужжит, как пчелиный рой. И запахи, запахи. Эта вонь начинает душить. Они опять идут. Они снова не оставляют нам выбора. Ты знаешь, что надо делать, – повисла короткая пауза. – Иди успокой братьев. Наш шанс в их упорстве и твердости. Никто не должен колебаться и оглядываться назад. Ночью спрятаться невозможно, уцелеть в одиночку нельзя. Непоколебимость каждого – залог успеха. Пусть займут свои места и не обнаруживают себя, пока не наступит время. Иди!

Быстро и бесшумно Александр растворился в темноте, только макушки высокой травы слегка качнулись в темноте. Бурих провел ладонью по спине второго пса, недавно рьяно охранявшего дверь гостей, приказал:

– Расставь засады, Кирилл! Зайдешь с тыла! Никто не должен уйти!