Кирилл также мгновенно исчез. Через минуту его приглушенные рыки подняли из травы часть притаившихся собак. Поляна вокруг Петьки всколыхнулась, темный ковер муравы пришел в движение: собаки, направляемые рыками Кирилла, двинулись сквозь травяные заросли в нужных направлениях. Одним духом все стихло, верхушки трав успокоились. Бурих считал минуты. Вскоре от моста донесся звук моторов, наполняя окраину города гудом и светом фонарей и фар. В конце набережной, в месте обрыва дорожного полотна, заскрипели тормозами несколько автобусов. Свет сгустил окружающую темноту. Звезды в небе одна за другой начали гаснуть, будто кто-то отключал их мерцание. Небо над головой наполнилось вязкой глубинной тьмой. Петька сжал себя в тугой упругий ком, приник к земле и тихо отполз в укрытие в виде окопа. В свете фар из автобусов с оружием в руках задом вывалилась большая толпа горожан, одетых по-праздничному. Светлые брюки, белые рубахи с коротким рукавом и бело-красными галстуками. Без лишнего гомона, без суеты рассредоточились вдоль кромки темного травяного ковра, развернулись лицами к притаившейся поляне и вскинули стволы. На крышах автобусов вспыхнули мощные прожекторы, лучи закачались вдоль берега реки, поползли по густым зарослям поляны, вплоть до ельника, отбрасывая тьму со своего пути, как ошметки грязи. Из крайнего автобуса призывно и патетически гаркнул громкоговоритель:
– Философия мудрости в собачьей смерти! Да здравствует Философ! Смерть собаки – это праздник духа! Собачья кровь лучше видна на белом! Вкус собачьей крови сладок! Нет предела мудрости Философа!
Из укрытия Петька наблюдал за вооруженными горожанами, всякий раз пригибал голову, когда луч света скользил по траве над окопом. Громкоговоритель отдал команду. Раздался первый пристрелочный залп. Пули с шипением просвистели над травой. Затем хлестанул беспорядочный шквальный огонь, иссекая траву в мелочь. Стволы накалялись, безостановочно изрыгая пламя. Горожане хрипели от удовольствия, орали и выли, как оголтелые, как пораженные паранойей. Они хорошо знали, что собаки прячутся в траве, что настоящая схватка еще впереди, потому стремились пулями выкосить, проредить собачью стаю. Перезаряжали оружие и вновь осатанело палили, с упоением ловя в прицелы всякое движение травы, улавливая запахи собак и стреляя на запах. Трава была слабой защитой. Убийственный поток пуль живым роем носился в воздухе, вгрызался в землю, дробил черепа собакам, выбивал мозги, превращал в решето шкуры, выплескивал из собачьих тел сгустки крови. Горожан возбуждал предсмертный визг, скуление, вой псов в траве. Голос из громкоговорителя исступленно восхищался ликующими стрелками. Наконец прозвучала новая команда. И стрелки, подчиняясь ей, тронулись вглубь поляны. Белые рубахи и светлые брюки неумолимо надвигались на собак. Искаженные яростью лица и сверкающие сквозь прицелы озлобленные глаза пощады не ведали. Собаки, которым не повезло, умирали на месте. Многие укрывались от смертоносного града в заранее приготовленных, поросших травой, траншеях. Но собаки тоже имеют нервы, и не у каждой из них выдержка берет верх в опасной для жизни обстановке. Часто инстинкт самосохранения, желание выжить кидает прежде времени пса в кровавые жернова смертельной схватки. Так и теперь, часть собак не выдержала, они безоглядно подбросили свои тела кверху и понеслись на убийц. Их освещали прожекторами и расстреливали на бегу, превращали в кровавое месиво. Собаки падали, бились в предсмертной агонии. Только пятерым удалось достичь цели, они опрокинули пятерых горожан и намертво вцепились в глотки, вырывая их. Однако следом пули других горожан изрешетили собачьи шкуры. С остервенением жители гвоздили и гвоздили из стволов по трупам собак, не оставляя живого места.
Лицо у Буриха сделалось страшным, свирепым, оскаленным. В этот миг он сам был готов по-звериному вцепиться зубами в глотки убийцам. В его теле появились собачьи движения, мышцы напряглись, выгибая спину и вытягивая шею. Окоп, в котором Петька сидел, сделался тесным. Локти сильно вдавились в землю. Он захрипел, руки с корнем рванули траву перед глазами. В голову ударила муть ненависти. Еще миг и ничто не удержало бы его в окопе, если б он не оглянулся на псов, находившихся поблизости с исступленно горящими глазами. Петьку будто окатило ледяной водой. Вернулась способность адекватно мыслить. Надо было управлять армией собак, а не выскакивать из окопа навстречу собственной смерти. У каждого своя роль. До наступления полуночи оставались секунды. Бурих ждал их окончания, чтобы наступил момент истины.