Читаем Запасной полностью

Мы сели в неприметный фургон и уехали прочь из Фрогмора, не засветившись ни перед кем из журналистов, стоящих у ворот. Это был последний вид транспорта, в котором они могли бы нас искать. Вскоре мы прибыли в больницу Портленда и зашли в тайный лифт, а затем в отдельную палату. Пришел врач, обсудил с нами положение дел и сказал, что нужна стимуляция.

Мег была такой спокойной. Я тоже был спокоен, но я видел ещё два способа, как стать ещё спокойнее. Первый: курица из Nando’s, которую принесли телохранители. Второй: баллон с веселящим газом рядом с кроватью Мег. Я сделал несколько медленных вдохов. Мег, подпрыгивала на гигантском фиолетовом фитболе, проверенном способе подтолкнуть природу, рассмеялась и закатила глаза.

Я вдохнул ещё несколько раз и теперь тоже подпрыгивал.

Когда её схватки стали учащаться и углубляться, пришла медсестра и попыталась дать Мег веселящего газа. Его не осталось. Медсестра посмотрела на баллон, посмотрела на меня, и я увидел, как на её лице мелькнуло выражение: «Боже милостивый, муж всё израсходовал»

Прости, сказал я кротко.

Мег рассмеялась, медсестре пришлось рассмеяться, и она быстро сменила баллон.

Мег залезла в ванну, я включил успокаивающую музыку. Дэва Премал, превратившая санскритские мантры в духовные гимны. (Премал утверждала, что услышала первую мантру, которую пел её отец, в утробе матери, и когда он умирал, она повторяла ему ту же мантру.) Мощно.

В нашей сумке были те же электрические свечи, которые я расставил в саду в тот вечер, когда сделал предложение. Теперь я расставил их по больничной палате. Я также поставил фотографию матери в рамке на столик — идея Мег.

Время шло. Час растворялся в новом часе. Минимальное раскрытие

Мег глубоко дышала от боли, но затем глубокое дыхание перестало работать. Ей было так больно, что понадобилась эпидуральная анестезия.

Прибежал анестезиолог. Музыку оборвали, включили свет.

Ничего себе. Атмосфера изменилась.

Он сделал ей укол в основание позвоночника.

И всё же боль не унималась. Очевидно, лекарство не попало туда, куда нужно.

Он вернулся и снова сделал укол.

Теперь всё и успокоилось и ускорилось.

Её врач вернулась через 2 часа, надев на руки пару резиновых перчаток. Ну, вот и начинаем. Я встал у изголовья кровати, держа Мег за руку, подбадривая её. Тужься, любовь моя. Дыши. Доктор дала Мег маленькое зеркальце. Я старался не смотреть, но пришлось. Я взглянул и увидел отражение головы ребенка. Застрявшего. Запутавшегося. О, нет, пожалуйста, нет. Доктор подняла голову, её рот скривился. Дело принимало серьёзный оборот.

Я сказал Мег: Любовь моя, мне нужно, чтобы ты тужилась.

Я не сказал ей почему. Я не сказал ей о пуповине, не сказал ей о вероятности экстренного кесарева сечения. Я просто сказал: Сделай всё, что можешь.

И она сделала.

Я увидел маленькое личико, крошечную шею, грудь и двигающиеся ручки и ножки. Жизнь, жизнь — это восхитительно! Я подумал, Ого, жизнь действительно начинается с борьбы за свободу.

Медсестра завернула ребёнка в полотенце и положила его на грудь Мег, мы оба плакали, желали увидеть его, познакомиться с ним. Здоровый маленький мальчик, и он был здесь.

Наш аюрведический врач сказал, что в первую минуту жизни ребенок впитывает всё, что ему говорят. Так шепните малышу, что он для вас желанный, что он любим. Расскажите ему.

Мы и сказали.

Не помню, чтобы я кому-то звонил, писал смс. Я помню, как медсёстры взяли анализы у сына, которому был час от роду, а потом нас увезли. В лифт, в подземную автостоянку, в трейлер и поехали. Через 2 часа после рождения сына мы вернулись во Фрогмор. Солнце взошло, а мы были за закрытыми дверями до выпуска официального объявления…

Сообщить, что у Мег начались схватки?

Я чуть не поссорился с Сарой по этому поводу. Ты же знаешь, что она уже не рожает, сказал я.

Она объяснила, что прессе нужно предоставить драматическую, тревожную историю, которую они требовали.

Но это неправда, сказал я.

Ах, правда не имеет значения. Людям нужно шоу.

Через несколько часов я стоял возле конюшен в Виндзоре и говорил миру: Это мальчик. Несколько дней спустя мы объявили имя всему миру — Арчи.

Газеты были в ярости. Они сказали, что мы их обманули.

Но у нас всё было быстро. Они считали, что при этом мы были… плохими партнёрами?

Удивительно. Они по-прежнему считали нас партнёрами? Неужели они действительно рассчитывали на особое внимание, на привилегированное отношение, учитывая, как они обращались с нами последние 3 года?

А потом они показали миру, какие они на самом деле «партнёры». Ведущий радио Би-би-си опубликовал в своих социальных сетях фотографию, на которой мужчина и женщина держатся за руки с шимпанзе.

Подпись гласила: Королевский ребёнок покидает больницу.

<p><strong>66</strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары