Папин повар время от времени заполнял мой холодильник пирогами с курятиной и творогом. Я был ему благодарен - не нужно было делать так часто рискованные вылазки в супермаркет...хотя иногда пироги напоминали мне о гуркхах с их тушеной козлятиной, в основном потому, что пироги были тоже совсем без специй. Я скучал по гуркхам, скучал по армии. Скучал по войне.
После ужина я выкуривал косяк, стараясь, чтобы дым не просочился в сад моего соседа - герцога Кентского.
И рано ложился спать.
Одинокая жизнь. Странная жизнь. Мне было одиноко, но одиночество лучше, чем паника. Я недавно нашел несколько безопасных лекарств от моей паники, но пока не узнаю точно, что они надежны, пока не почувствую себя на твердой почве, я полагался на одно определенно нездоровое лекарство.
Избегание.
Я стал агорафобом.
Это было практически невозможно, учитывая мою общественную роль.
После произнесения одной речи, которой нельзя было избежать и которую нельзя было отменить, я едва не лишился чувств. Уилл пришел ко мне за кулисы и рассмеялся:
- Гарольд! Посмотри на себя! Ты весь вспотел.
Мне была непонятна его реакция. Именно его. Он присутствовал при моей первой панической атаке. Вместе с Кейт. Мы ехали на матч поло в Глостершир в их «ренджровере». Я сидел сзади. Уилл смотрел на меня в зеркало заднего вида. Он видел, что я потею, лицо мое покраснело. «Гарольд, с тобой всё нормально?». Нет, не нормально. Поездка длилась несколько часов, и через каждые несколько миль мне хотелось попросить его подъехать к обочине, чтобы я мог выскочить из машины и попытаться восстановить дыхание.
Он знал, что что-то происходит, что-то плохое. В тот день или вскоре после этого он сказал, что мне нужна помощь. А теперь он меня дразнит? Я просто не понимал, как он может быть таким бесчувственным. .
Но я тоже был виноват. Мы оба должны были лучше понимать и признавать мое хрупкое эмоциональное и психическое состояние, потому что как раз недавно начали обсуждать запуск общественной кампании по повышению осведомленности о проблемах психического здоровья.
Я поехал в Восточный Лондон, в больницу миссии «Майлдмей», на празднование ее 150 юбилея и недавного восстановления. Моя мать однажды нанесла знаменитый визит в эту больницу. Она держала за руку человека с ВИЧ, и это изменило мир. Она доказала, что ВИЧ - не проказа, не проклятие. Доказала, что болезнь не лишает людей права на любовь и чувство собственного достоинства. Она напомнила миру, что уважение и сочувствие - не подарок, а самое меньшее, что мы обязаны дать друг другу.
Я узнал, что этот ее знаменитый визит на самом деле был одним из многих. Работник «Майлдмея» отвел меня в сторону и сказал, что мама все время тайком приходила в больницу. Никаких фанфар и фотографий. Просто приходила, помогала нескольким людям почувствовать себя лучше и убегала домой.
Другая женщина сказала мне, что была здесь пациенткой во время одного из таких визитов. Она родилась с ВИЧ и помнила, как сидела на коленях у моей мамы. Ей тогда было только два года, но она помнила.
- Я ее обняла. Вашу маму. Да.
Я покраснел. Завидовал.
- Неужели?
- Да, точно, это было так прекрасно. Она так обнималась!
- Да, я помню.
Но на самом деле я не помнил.
Сколько ни пытался, ничего вспомнить не мог.
Я полетел в Ботсвану и провел несколько дней с Тидж и Майком. Меня обуревала жажда, физическая потребность побродить с Майком, посидеть снова, положив голову на колени Тидж, разговаривая и чувствуя себя в безопасности.
Чувствуя себя, как дома.
Конец 2015-го года.
Я доверился им, рассказал, как борюсь с тревогой. Мы сидели у костра, где такие вещи всегда обсуждать лучше всего. Рассказал им, что нашел несколько средств, которые, кажется, помогают.
Так что...есть надежда.
Например, психотерапия. Я последовал совету Уилла, и, пока не нашел психотерапевта, который мне понравится, просто поговорил с несколькими, и они рассказали мне о существующих возможностях.
Кроме того, один из психотерапевтов сказал мне небрежно, что я, очевидно, страдаю от посттравматического стресса, и это - звонок. Я подумал, что это заставило меня двигаться в правильном направлении.
Еще одно средство, которое, кажется, действовало, это медитация. Она успокаивала мой постоянно куда-то бегущий ум, дарила некое спокойствие. Я не из тех, кто молится. Моим Богом оставалась Природа, но в тяжелейшие мгновения я закрывал глаза и успокаивался. Иногда просил о помощи, хотя точно не знал, кого прошу.
Иногда я чувствовал, что получаю ответ.
Психоделики мне тоже помогали. Я экспериментировал с ними много лет, для удовольствия, но теперь начал принимать их в терапевтических целях, как медицинское средство. Они не просто помогали мне на время сбежать от реальности, а позволяли переопределить реальность. Под действием этих веществ мне удавалось избавиться от жестких концепций, понять, что существует и другой мир за пределами моего тщательно отфильтрованного восприятия, мир столь же реальный и вдвое красивее - мир без красной пелены, без причин для появления красной пелены. Там только истина.