Марко ответил, что папин офис выбрал...другой подход. Вместо того, чтобы велеть редакторше отозвать своих псов, Дворец решил с ней поладить. Они там решили действовать, как Невилл Чемберлен. Объяснил ли мне Марко, почему? Или я только потом узнал, что руководящей силой этой тухлой стратегии был тот самый пиарщик, которого недавно наняли папа с Камиллой, тот самый пиарщик, который устроил утечку подробностей наших частных встреч с Камиллой? По словам Марко, этот пиарщик решил, что самый лучший вариант - раскрутить меня и бросить прямо на амбразуру. Так можно убить сразу двух зайцев - успокоить редакторшу и укрепить пошатнувшуюся папину репутацию. Среди всех этих неприятностей, шантажа и интриг пиарщик нашел один позитивный момент, блестящий утешительный приз для папы. Папа больше не был неверным мужем - теперь он предстал миру как издерганный отец-одиночка, пытающийся справиться с сыном-наркоманом.
Я вернулся в Итон, попытался выбросить всё это из головы и сосредоточиться на учебе.
Попытался сохранять спокойствие.
Снова и снова слушал свой проверенный успокаивающий CD-диск «Звуки Окаванго». Сорок треков: Сверчки. Павианы. Буря. Гром. Птицы. Львы и гиены ссорятся из-за добычи. Ночью, выключив свет, я включал магнитофон. Звуки в моей комнаты раздавались такие, словно я жил в притоке Окаванго. Только так я мог уснуть.
Через несколько дней встреча с Марко переместилась на переферию сознания. Я начал воспринимать это, как ночной кошмар.
А потом проснулся в кошмар настоящий.
Громкий заголовок на первой странице: «Наркотический позор Гарри».
Январь 2002 года.
Внутри на семь газетных полос была вывернута вся эта ложь, которую пересказал мне Марко, и еще много чего. В статье меня не просто выставили злостным наркоманом, там было сказано, что недавно я лежал в реабилитационной клинике. В реабилитационной клинике! Редакторша достала фотографии, на которых мы с Марко - в пригородном реабилитационном центре, несколькими месяцами ранее, это была обычная часть моей благотворительной деятельности принца, а она извратила смысл фотографий и превратила их в подтверждение своих клеветнических измышлений.
Я в шоке смотрел на фотографии и читал статью. Я был в ужасе, меня тошнило. Я представлял, как все мои соотечественники и соотечественницы читают эти гадости и верят написанному. Слышал, как жители Содружества сплетничают обо мне.
- Ну и дела, вот опозорился парень.
- Бедный его отец - после всего, что ему пришлось пережить.
Кроме того, меня просто убивала мысль о том, что отчасти всё это было делом рук моей семьи, моего родного отца и будущей мачехи. Они поддержали эту бредовую идею. Зачем? Чтобы немного облегчить свою жизнь?
Я позвонил Уиллу. Я не мог говорить. Он - тоже. Он сочувствовал мне, и не просто сочувствовал. («Нечестная игра, Гарольд»). Иногда он злился из-за этого всего даже больше, чем я, потому что знал больше подробностей о пиарщике и кулуарных переговорах, в результате которых Запасной был публично принесен в жертву.
Но при этом он убеждал меня, что ничего нельзя было сделать. Это всё папа. И Камилла. Издержки королевской жизни.
Нашей жизни.
Я позвонил Марко. Он тоже мне посочувствовал.
Я попросил его напомнить, как зовут эту редакторшу. Марко назвал ее имя, и я его запомнил, но с тех пор не произносил много лет и не хочу называть это имя здесь. Избавлю от этого читателей и себя. Кстати, случайное ли это совпадение: имя женщины, которая наврала, что я лежал в рехабе, - идеальная анаграмма имени...Рехаббер Кукс? Не пытается ли Вселенная что-то мне сказать?
И кто я такой, чтобы ее не слушать?
Несколько недель газеты пересказывали клевету Рехаббер Кукс, публиковали новые столь же фальшивые отчеты о непотребствах в «Клубе Г». В этих статьях наш невинный подростковый клуб изображали спальней Калигулы.
Примерно в это время одна из близких папиных подруг приехала в Хайгроув. Приехала с мужем. Папа попросил меня провести для них экскурсию. Я водил их по паркам, но их не интересовала папина лаванда и жимолость.
Женщина нетерпеливо спросила:
- Где «Клуб Г»?
Запойная читательница газет.
Я привел ее к дверям, открыл их. Указал на темную лестницу.
Она сделала глубокий вдох и улыбнулась:
- О, даже пахнет травой!
Не пахло там травой. Это был запах сырой земли, камня и мха. Запах срезанных цветов, беспримесной грязи и, возможно, немного - пива. Очаровательный запах, абсолютно органический, но благодаря силе внушения эта женщина почувствовала другой запах. Даже когда я поклялся ей, что никакой травы нет, что мы никогда не принимали там наркотики, она мне подмигнула.
Я подумал, что она собирается попросить меня продать ей пакетик.
Наша семья больше не увеличивалась, на горизонте не было новых женихов и невест, никаких новых младенцев. Мои дяди и тети, Софи и Эдвард, Ферджи и Эндрю, перестали увеличивать свои семьи. Папа, конечно, тоже. Наступила эпоха статического равновесия.
Но сейчас, в 2002 году, до меня и до всех нас дошло, что семья вовсе не статична. Скоро нас станет меньше.
Принцесса Маргарет и пра-ба чувствовали себя плохо.